Книга Мне тебя навязали, страница 62 – Лариса Петровичева

– А не исполнять ты не можешь. Снова изрежешь себя, а потом окажешься в карцере, – Адемин отрезала кусочек омлета, но есть не стала – так и держала на вилке.

Улыбка Рейвенара сделалась мягче.

– Вот, теперь ты наконец-то понимаешь меня.

– Мне очень жаль, – искренне сказала Адемин. – Мне правда очень жаль. Тогда надо было дать тебе ту мазь… но я была так зла на тебя за все, что ты сделал, мне было так больно, что я…

Она замолчала. Рейвенар взял салфетку, принялся выдергивать из нее нитки.

– Ты продолжай, продолжай. Тебе было так больно, что моя боль стала твоим лекарством. Принесла облегчение.

Он был прав, и Адемин признавала эту правоту. Тогда она была как заключенная, которая увидела за решеткой своего мучителя, и испытала жгучую радость по этому поводу. Но эта радость так не вязалась со всей душой, с целой жизнью, что к боли примешался и стыд.

– Верно, – откликнулась Адемин. – Ты прав. И я не хочу, чтобы это повторялось. И да, я принесу тебе мазь, если потребуется. Потому что я такая самой себе не нравлюсь.

Рейвенар понимающе кивнул.

– Ты не такая, как мои сестры. Знаешь, что сделала бы Лемма? Сбегала на кухню, принесла мешок соли и засыпала бы меня.

Гертруда и Зоуи поступили бы точно так же. И Адемин не хотела становиться такими, как они. Жалость к Рейвенару и сочувствие к предателю, превращенному в свинью, вернули ее к себе. Вернули ей исцеленную душу.

Можно пройти через муки и боль, но все-таки не превратиться в чудовище. Держаться за свою душу, как за последний оплот.

– Мне жаль, – искренне сказала Адемин.

– И мне жаль, – с той же сердечностью, в общем-то, ему несвойственной, откликнулся Рейвенар. – Прости меня. Я должен был поступать с тобой иначе.

После завтрака они выехали в Подхвостье, не говоря друг другу ни слова, но Адемин чувствовала, как в этой тишине между ними прорастают какие-то новые, особенные узы, соединяя их крепче, чем соединила магия. Когда показался храм Святого Дунстана во Тьме, Адемин решила, что они снова едут к отцу Томасу, но экипаж погрохотал дальше, катя среди совсем старых домов – они нависли над дорогой так, словно рассматривали полуслепыми бельмами глаз тех, кто осмелился нарушить их покой.

Людей здесь не было. Никто не выглядывал из подворотен, никто не стоял черной тенью в провалах замусоренных арок и не вываливался из распахнутых пастей кабаков. У Адемин почему-то начали ныть зубы, и пришло странное чувство, будто на спине лежит чья-то тяжелая невидимая рука.

– Здесь много участков старой магии, – объяснил Рейвенар, наверно, заметил, что принцесса побледнела. Сам-то он выглядел так, словно ехал на приятную прогулку. – Силы, спрессованной веками. Она прикроет нас от Моргана – он будет знать, что мы ездили в Подхвостье, но не что мы тут делали.

– Я поговорю с ним, – откликнулась Адемин. – Расскажу, где мы были, расскажу про отца Томаса и его записки. Раз уж я стала заниматься благотворительностью, король должен об этом знать. Это нас прикроет. Он будет думать, что мы обсуждаем проекты школы и больницы, а мы на самом деле…

Рейвенар посмотрел на нее, нахмурившись, а потом вдруг рассмеялся.

– Где лучше всего прятать краденое? На чердаке у полицейского!

Вскоре экипаж прокатил по мосту над смрадной речушкой, миновал несколько улочек и выкатил на площадь, остановившись возле пустого постамента. Чей памятник стоял здесь когда-то? Уже не узнаешь, буквы давно истерлись. Рейвенар спрыгнул на грязную мостовую, помог Адемин спуститься и сказал: