Книга Леденцы босоногой графини, страница 67 – Дия Семина

Маруся шмыгнула носом и снова опустила голову. А у меня окончательно всё срослось.

После смерти отца Офелии Евдокия сначала ограбила дом со своим родственником. Потом не смогла остановиться и решила коней к рукам прибрать. Сговорились, запугали девочку, потом подожгли конюшню. А Офелию загнали в болото, не просто так она оказалась в трясине. А в доме осталась Дуня с тем прикидом, что, когда после завещания документы в дом привезут, выкрасть их и коня продать, пусть не Марку, а в столице. У него действительно цена, как у хорошего домика в городе.

Быстро пересказала мужу эту версию, да довольно громко, и Пелагея Карповна услышала.

— А где живёт эта мымра? — княгиня решила, что надо действовать.

— В деревне у неё дом есть, наверное, уже в город сбежала, — Маруся оживилась, но испугалась, не пришлось бы показывать, с деревенскими ссориться не хочется, много ещё прихвостней старого старосты осталось.

— Я княгиня, а этот чин второй после царских, и у меня есть полномочия проводить обыск. Собирайтесь всё, нам нужны понятые. Вытряхнем эту кошёлку драную. Вот ведь, какая.

Через несколько минут мы почти всем семейством и со всеми слугами, кроме Маруси и Миши, поехали в деревню, чинить самосуд.

Очень похоже на маленький отряд быстрого реагирования.

Федот показал приличную усадьбу на окраине, из трубы идёт дымок, значит, хозяйка дома, вот смелости у бабы, другая бы сбежала, а эта сидит и чего-то ждёт.

— В этом деле нужна внезапность. Дамы ждут, а мы втроём войдём, скрутим преступницу и как свистну, входите, — наш военачальник быстро раздал приказы, карету княгини оставили на углу, коней тоже привязали подальше. Сам Петрович, Федот и крепкий кучер княгини Василий, быстро прошли через огород, и из дама послышалась такая ругань Дуни, что у всех кур по округе случился катарсис.

— Пойдёмте, Пелагея Карповна, без вашего участия, это не задержание преступницы, а форменный грабёж. Надо прикрыть мужчин.

И мы поспешили.

В доме быстро нашёлся тайник, и драгоценности из нашей усадьбы, и портреты в позолоченных рамах, и серебро. И даже ковры. Много всего, уж поживилась, так поживилась. Странно, что не уехала.

Но, скорее всего, рассчитывала на то, что я потеряла память.

Ни слова не сказала, пока дом осматривали. Но когда кто-то из наших ей сказал, что она вконец подлая баба, ограбить сирот, да не простых, а графских детей, уж это какой дурой надо быть, не стерпела Евдокия, зыркнула на меня и процедила: «Не выдумывай, босячка, чем ты лучше меня? Такая же нищенка. Я несколько лет батрачила, это моё по праву!»

— Я такой падшей женщине не обязана ничего доказывать. Завтра тебя отвезём в город. И мы-то ладно, но тот факт, что вы оклеветали Марка Тимофеевича дорого вам встанет, он вам спуску не даст, приплатит кому следует, и жизнь на каторге вам покажется адом.

Ей связали руки и оставили у коновязи. А мужчины пошли проверять дом старосты. Похоже, что там оставшиеся сокровища спрятаны.

Удивляюсь, что они пропустили тайник в книге, это мне очень повезло. А столы и ящики бюро вычистили в ноль, даже пыль забрали.

Через час обыска, под аккомпанемент злобного шипения старостихи, нашли сервиз очень дорогой, ещё серебро, картину, ковры, камзолы графа, женские платья, шарфики, шляпки, украшения явно мои. Ничем не брезговали.