Книга Истинная Тёмного Ректора. Во власти Серебряного Змея, страница 107 – Хэля Хармон

Кай Райдос делается сосредоточенным. Взгляд фокусируется.

— Никому, — медленно отвечает Магистр-Дракон, а потом как-то резко бледнеет, и в его чёрных глазах мелькает понимание.

Затем Райдос выдаёт нервный смешок и продолжает:

— Когда-то очень давно… высокородный Дракон мог так поклониться родителям своей невесты. Но только если она его Истинная пара.

Эпилог

16 лет спустя

Элина

Я прижимаюсь к горячей груди Алика, лёжа в постели. Мне тепло и уютно. Я нежусь. Хочется остановить это мгновенье… Невесомые занавеси раздувает ветер. Полупрозрачная серебристая ткань танцует, исходит небрежными волнами.

За арочным окном бушует тёплая летняя гроза, как уже много лет подряд в этот день. Но сегодня буря не такая безумная, как в предыдущие годы.

Неужели можно расслабиться?

Неужели ГИДЕОН угомонился?

Прогоняю эти мысли, о Звёздном Драконе стараюсь лишний раз не вспоминать. Шестнадцать лет без него были прекрасны. Но, кажется, время на исходе.

Что он сделает? Как будет мстить?

Всё это меня порядком измотало. А порой я и вовсе цепенею от страха за дочь.

Я знаю способ выбить из своей головы даже такие мысли. Всего один. Но безотказный.

— Алик?.. — шёпотом зову мужа, он не отвечает.

Только сильные горячие руки ложатся на мою талию и рывком утягивают с подушек вниз.

А смеюсь, пока муж покрывает моё тело поцелуями. Начинаю задыхаться, когда властные губы моего единственного подчиняют мой рот. Дрожу и почти теряю сознание от счастья, когда муж в меня входит. Каждое движение мне знакомо. Мы знаем, как сделать друг другу хорошо…

И всё-таки я каждый раз — немного влюблённая напуганная девчонка. Неумелая и резкая. И до сих пор невольно выпускаю змеиные клыки и впиваюсь в плечо Алика, когда моё тело охватывает первая волна терпкого животного удовольствия.

Лишь когда понимаю, что он в меня излился, могу втянуть клыки. Лишь услышав его запах — морозных ягод — ставший на миг островато-пряным, откидываюсь на подушки и застываю как травоядное перед хищником.

После — неотрывно смотрю в его бездонные кобальтовые глаза. Не могу отвести взор. Не могу даже моргнуть.

Лишь когда Алик позволяет радужке на миг стать серебряной, а зрачку вытянуться в вертикальную нить — могу отмереть и судорожно выдохнуть.

Потом мы просто лежим в кровати и целуемся, катаясь по простыням как змеи, сцепившееся в клубок.

А потом всё начинается сначала.

Так мы могли бы провести весь день…

И порой именно так мы и проводим наши дни.

Но только не сегодня.

Обычно на излёте лета всегда стоит жара и духота. Но с тех пор как родилась наша с Аликом дочь Эстер — день её рождения всегда исключение, вот уже шестнадцать лет в этот день неизменно хлещет ливень, на небе — росчерки белых горизонтальных молний. Сначала меня пугало такое небо — эти молнии — как сосудистая сеть на гниющем лице мертвеца. Это небо казалось мне предвестником грядущей катастрофы.

Но со временем я разучилась так остро бояться. Потому что Эстер всегда смотрела в это мрачное злое небо и смеялась. Танцевала под ливнем, пока у неё на щеках не проступали слёзы счастья. Они смешивались с дождём.

И меня начинало пугать другое — Эстер утверждала, что ветер поёт ей, а молнии — играют светящуюся музыку небес.

Если молнии что-то и значили, никто из нас не мог этого истолковать.

Когда дочь была ещё совсем малышкой, мы обратились к нескольких видящим за толкованием.