Книга Жестокий Ёкай для попаданки в новеллу, страница 84 – Хэля Хармон, Кира Иствуд

– Госпожа… смотри, как синхронно они моргают. Они это репетировали?

Лина вскинула взгляд и тихонько засмеялась, и я ощутил, как сам начинаю улыбаться. Эмоции Лины были такие же вкусные, как она сама. Я слышал их мягкий перезвон, и даже мог разобрать их мелодию на ноты. Как если бы сама моя душа приняла эту девушку как важную часть себя – когда-то потерянную и найденную вновь.

Мы уже проследовали за служительницами через арку во внутренний двор.

В груди заворочалось глухое раздражение. Здесь воздух и вовсе напоминал сладкий сироп. Это было похоже на то, как мясник перчит испорченное мясо, чтобы никто не заметил вони. Ветер играл на музыкальных стальных трубочках, развешанных под крышей. Какой неприятный звук… Аж голова загудела.

И я подавил желание сорвать эти стальные палочки и швырнуть местным человечкам в лица.

Вместо этого сосредоточился на Лине.

Она, казалось, была восхищена и музыкой, и украшениями, и даже запахом. А мы уже подошли к высоким дверям с золотыми петлями.

– Святая ожидает вас внутри, дорогие путники, – пропели жрицы.

Наконец-то. Мне уже не терпелось покончить со всем этим.

Перед нами распахнули двери. И мы вошли в полумрак.

По полу стелился дым… тени от свечей играли на стенах. Возможно, на впечатлительных людей это действовало, но для меня не значило ничего.

Моя якобы суженая сидела на возвышении. Чёрные волосы с подкладками из лошадиной гривы, лицо будто фарфоровая маска – всё в белилах. Губы лоснились от вульгарного косметического жира. Наверное, люди этого не видят, потому что дым и сумрак мешают слабому человеческому зрению. Но я лишь сильнее сжал зубы от омерзения – насколько карикатурной смотрелась сидящая на троне крашеная кукла – местная “Святая”.

Раздражение стремительно разрослось в груди, вспыхивая пожаром злости. И вот это – избранная, в которую я должен влюбиться? Даже не смешно.

А ещё эта кукла-святая пела… пожалуй, эти три ноты давались ей неплохо. Но она брала их на такой странной резонирующей высоте, что хотелось заткнуть уши. Это был диссонанс, от которого вмиг киснет молоко и порастает плесенью свежий хлеб. Такими темпами в этом омерзительно-белом храме скоро передохнут даже их зловонные приторные цветы.

– Как красиво поёт… – прошептала вдруг Лина, глядя на святую во глаза.

Было бы смешно, если бы не было так бредово.

Вывод напрашивался сам собой: Лина слышит что-то другое вместо трёх скребущих перепонки нот. Видит что-то вместо карикатурного размалёванного лица псевдосвятой. Может и запах сиреневых цветков-паразитов, обживших все свободные храмовые стены, ей тоже кажется чем-то приятным?!

Из моего горла вырвался глухой рык. Я остро ощутил, что надо отсюда уйти. Но в следующий миг моё тело будто пронзили тысячи игл. Голову наполнил туман.

И всё заволокло мраком.

Тьма сомкнулась на разуме, как пасть чудовища.

Я рванулся, но моё тело не двинулось. Оно словно одеревенело. Вросло в пол. Я не мог пошевелить даже кончиком хвоста. И через миг понял почему – тысячи невидимых нитей паутиной оплели моё тело, сковали мышцы, стянули магические потоки, прервав поток энергии.

Гнев опалил виски. Я глубоко черпнул из внутреннего источника магии. Мощно толкнул бурлящую силу, и капли всё же прорвались сквозь путы… В окружившем меня густом мраке вновь проступили очертания зала, мелькнул силуэт Линари.