Книга Магазинчик грешницы. Списанная со счетов, страница 50 – Виктория Вера

Какую вилочку?

Опускаю взгляд на руку, в которой сжимаю большую вилку. И вот как-то так она меня успокаивает, что даже отдавать не хочется… но я всё же заставляю себя разжать пальчики и отложить вилку в сторону.

— Сэл, а где Ания?

— По делам ушла, к вечеру обернётся… — осторожно двигает чашку с кулухом ближе ко мне. — Кхм… госпожа, мне лучше не спрашивать, как всё сегодня прошло?

— Я даже не озвучила своё предложение! — беру чашку и залпом выпиваю тёплый травянисто-молочный напиток. Вкусно. — И знаешь что, Сэл? А не хочу я иметь дел с этими лордами! Надоели они пуще горькой ракаты!

— И что теперь делать?

— Делом заниматься! Надо хоть на чердаке убрать, а то спим среди паутины и хлама. И ещё там нужно доски отковырять, которыми окно заколочено. Тепло они не держат, а наверху душно. Вот только не знаю чем…

— Кочерга подойдёт?

— О-о, Сэл, да ты ж моя маленькая умница!

Вспыхивает, но довольно улыбается.

Кочерга отлично справляется со старыми досками, прибитыми на проржавевшие гвозди. На чердаке сразу становится светлее.

Теперь я вижу, что часть стекла разбита, а в щель кто-то запихал кусок тряпки.

Аккуратно толкаю круглую раму. Она скрипит, но поддаётся. Внутрь врывается свежий воздух, принося с собой запахи ранней весны.

Не знаю, как в других городах королевства, но в столице есть система канализации, в которую сливаются нечистоты, поэтому даже в бедных кварталах нет явных зловонных ароматов. Говорят, этой канализации уже несколько сотен лет.

Возвращаюсь к окну и смазываю петли капелькой масла, чтобы не скрипели.

Вместе с Сэлли вытаскиваем старые тюфяки на маленький внутренний дворик с колодцем. Дворик этот общий на несколько домов и окружён стенами, между которыми протянуты верёвки.

Вешаю на эти верёвки тюфяки. Пусть проветриваются, пока я уборкой занимаюсь.

Сэлли приходится вернуться к детям, а я поднимаюсь на чердак, выметаю полы, намываю стекло чердачного окошка и принимаюсь за скопившийся в углу хлам.

Полутрухлявые деревяшки, сломанные ножки стола и кусок старой двери отношу к догарающему очагу — как раз сойдут в топку. Туда же отправляются доски, которыми было забито окно.

Полусгнившую старую одежду складываю отдельной кучкой — это на тряпки. А вот красный платок оставляю: он хоть и рваный, но может пригодиться, так же как кусок верёвки, ржавые гвозди и пара костяных пуговиц.

Избавившись от хлама, тщательно прохожусь метлой по всем щелям и углам, чтобы вымести паутину и оставшийся мелкий мусор.

Ну вот. Осталось только полы намыть.

Приходится несколько раз поменять воду, но когда заканчиваю, цвет напольных досок приятно светлеет, а в воздухе появляется аромат древесины. Дождёмся, когда пол высохнет, чтоб затащить обратно соломенные тюфяки и наши вещи.

Разгибаюсь и потягиваюсь в разные стороны, приятно похрустывая поясницей. Любуюсь проделанной работой.

До уюта здесь ещё далеко, но так уже гораздо лучше.

Как будто и в голове стало светлее. Словно вся тошнотворность этого утра была выкинута вместе с хламом, сожжена вместе с гнилыми досками и выплеснулась вместе с грязной водой, которой я намывала чердачный пол.

* * *

— Ания, скажи, пожалуйста, а для меня может найтись какая-то работа? — допытываю хозяйку, когда вечером садимся ужинать.

— Что? Ты хочешь работать? Сама? Но ведь ты леди! — искренне недоумевает.