Книга Влюбись за неделю, страница 54 – Рия Радовская

— Еще древние алхимики знали о тайной связи металлов с планетами, — вещал Вольгер, — но в чем, я спрашиваю вас, таятся корни этой связи? В чем? Кто-то, хоть кто-нибудь, дал себе труд поразмышлять на эту волнительную тему? Вы, мисс? Или вы? А может, вы, коллега Норвуд?

— Размышлять о волнительном способны только вы, коллега Вольгер. Прошу вас, продолжайте, я весь внимание.

Вот даже интересно, Вольгер не оценил иронию или сумел пропустить ее мимо ушей? Зато студенты точно оценили, по задним рядам пронесся сдержанный и не очень смех.

— Зря вы смеетесь, господа, — с мягкой укоризной заметил Вольгер. — Наука, вся наука, весь прогресс, а не только наша возлюбленная алхимия, держится именно на таких размышлениях. Ибо с чего начинается, как зарождается любое открытие? С размышлений! С того, что жаждущий деятельности разум вопрошает себя: «Какой след могу я оставить в веках? Какие зерна заронить в трепетные умы юных дарований?» Вы согласны, коллега Норвуд?

— О да, коллега Вольгер, разумеется, — скупыми штрихами Норвуд изобразил на листе дамочку в коротком лабораторном халате, бедрастую и грудастую, с гривой волос, подозрительно похожих на Шарлоттины, с пробиркой в руке и котлом в другой. В котел сыпалось что-то вроде градин-переростков с надписью «зерна жаждущего разума». Ниже значилось: «Возлюбленная Алхимия. Ключевое слово — возлюбленная».

Я фыркнула, с трудом сдержав смех.

— Ибо еще древние говорили, что размышление — мать понимания, — Вольгер воздел палец к потолку. — Итак, о чем же может поведать вдумчивому разуму сродство планет и металлов?

На листе появился гигантский мозг с одной извилиной, почему-то поперек, и в кружевах. «Вдумчивый разум герра Вольгера, жаждущий деятельности. Страшно».

Ниже Норвуд приписал: «Мисс Блер, одумайтесь, вы не на уроке живописи. Внимайте! Мне можно. Я — уже профессор».

— Живопись интереснее, — вполголоса ответила я, наклоняясь ближе к Норвуду. — Не быть мне профессором. Мой разум недостаточно вдумчив для таких волнительных высот. Или глубин?

«А вы уточните. Он возрадуется».

— Я боюсь.

«Зря. Кто же не мечтает погрузиться в глубины с Вольгером? Или подняться в высоты. С ним же. Взгляните на первые ряды. Там уже все парят».

— Вот именно, — согласилась я. Покосилась на навостривших уши парней дальше в ряду и достала из сумки блокнот и ручку. Придвинулась ближе к Норвуду, насколько позволяло кресло, положила блокнот на подлокотник. Написала: «Воспарили еще до начала лекции. Не дай возлюбленная алхимия оказаться в такой компании!»

'Наше солнышко. Душенька. Лапушка. Пупсик. Милашка. Красотуля. Как же там было… Голубоглазик! Гениально.

Когда я решу написать мемуары, ряд восторженных эпитетов, посвящаемых герру Вольгеру парящими девами, займет в них почетное место. Присоединяйтесь. Список должен быть внушительным, иначе не отразит всей глубины и высоты'.

«Зайчик, — предложила я. — Котик. Еще можно суслик. Да, сусличек. Мой мозг который день выдает исключительно зоологические ассоциации. Милый трогательный сурикатик. Волнительный, как трепет кончика хвоста степной лисы».

Мы сидели, тесно прижавшись плечами, и я вдруг подумала, что склонность Норвуда к ехидству передается через прикосновения, даже сквозь одежду. Иначе почему я сейчас получаю такое удовольствие от злословия?