Книга Сварог, страница 13 – Сана Нарциссова

— Ох!... Хорошо-о! — протянул Белобог, разминая руки и ноги. Свечение по-немногу стало отступать и он вернулся в прежний вид. Туман вновь окутал их собой.

— Так ты мог сбежать в любой момент? — изумленно спросил Хотун, когда Белобог догнал его и уже свободнее зашагал вперед.

— Мог. Но на кой оно мне сейчас? Беседа же так ладно складывается, — ответил он, беззаботно, уверенно, будто издевался, — Что ты со Сварогом делать будешь, если поймаешь?

— Верну домой.

— Зачем?

— Он должен был быть казнен этой ночью. Он убил двух моих людей и сбежал. Он должен был умереть, как мой сын, теперь же его ждет виселица. Его повесят как предателя.

— Зачем?

На этот раз вопрос Белобога заставил Хотуна смутиться. Он почувствовал, что Белобог хочет поставить под сомнение его решение, при помощи беседы убедить его не делать то, что он задумал. Если бы он осмелился сказать это тогда, когда он был в Тааме, то он без лишних слов, тут же избавился от него. Но обстоятельства вынуждали Хотуна разговаривать с ним. И впервые за все время их блуждения по Межримью, он почувствовал себя в ловушке.

— Что "зачем"? — спросил он, желая, чтобы он пояснил.

— Почему тебе хочется убить своего сына?

— Мой мир слишком жесток, для такого мягкотелого глупца. Он должен был умереть до того, как потеряет последние капли уважения и признания. Умереть с честью.

— Бред. Это было бы смешно, если бы не было так печально. А другие твои сыновья, чем лучше него?

— Они сильны, храбры и умны. Они никогда не ослушивались моих приказов и всегда были беспощадны к врагам. Я ими горжусь.

Белобог выслушал его. Мысли, не понимая его несправедливости, хаотично метались в его голове. Он был с ним не согласен, и думал, как бы объяснить все так, чтобы это тронуло его беспощадную душу. Как бы объяснить понятным для него языком жестокости.

— Сварог глуп и упрям, — продолжил Хотун и добавил то, что ему пришлось сказать, борясь с собственной гордостью, — Думаешь, мне было легко принять это решение?

— Ну, уж после того, как ты убил свою возлюбленную, это не должно было стать для тебя такой большой проблемой, — ответил Белобог. Он не хотел его жалеть, — Но мы не рождаемся чудовищами. Каждому дарована душа добрая, светлая, человеческая. Только зачем ты идешь против природы, терзаешь себя своим же существованием, не понятно.

— Это нужно, чтобы поддерживать мир.

— Ты это уже говорил, и я снова отвечу, что брехня все это! — не выдержал Белобог. Он жил совсем в другом, светлом мире и знал, что он не прав. И каждый раз, когда Хотун говорил, что его мир невозможен, в его сердце загоралась злость к нему, к его убеждениям, которые повлекли за собой смерти невинных и несчастье для народа. Но он взял себя в руки и обратился к тому светлому в душе Хотуна, которые он затоптал под собой своими же жестокими решениями, — Ты, ведь, был таким же, как и Сварог, только повернул налево, по велению отца, и себя потерял. Теперь и других своих деток тянешь за собой, а на Сварога злишься, потому что воли у него хватает тебя не слушаться, не предавать себя, как предал себя однажды ты сам, — Он был искренен в словах. Белобог не знал наверняка, были ли его слова правдой, действительно ли его отец был так строг, но он всей душой надеялся достучаться до него, — Только вот убьешь ты своего сына, а дальше-то что? Твои сыновья не храбрецы, а самые настоящие трусы, раз не могут и слова супротив твоих бредовых приказов сказать. И что сделают трусы, когда лишатся того, кого считали хуже себя? Что сделают трусы, когда увидят, что их великий отец может с легкостью жизни их лишить? Знаешь, ведь! Всегда знал! Они, как и ты, трусливо, в ночи палачей к тебе пошлют. А Сварог бы так поступил? Не поступил бы! Потому что, в отличии от отца и его храбрых сыновей, он предан себе и своим убеждениям.