Книга Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой, страница 171 – Анна Солейн

— Ладно, — вздохнула я. — Давай просто сделаем это.

Оливер подал мне руку, открывая дверь комнаты.

— А когда мне можно будет пойти на бал? — Джорджиана выпрыгнула нам навстречу, как заведенная куколка.

Ей едва исполнилось тринадцать, и все, что ее интересовало — балы и книги со стихами про любовь, стащенные из стортоновской библиотеки.

— Когда ты подрастешь, — улыбнулся Оливер. — Лет через десять.

— Что-о-о? Нет! Ну О-о-олли!

Девушкам было разрешено посещать балы с пятнадцати, но решение об этом принимал, разумеется, опекун, роль которого выполнял сейчас Оливер. Его родители все-таки решились на путешествие в Гэлию. Они отплыли примерно месяц назад и собирались вернуться как раз к рождению внука, новости о появлении которого очень обрадовались. Ведь они все-таки смогут понянчить еще одного малыша!

Однажды, еще до их отплытия, я, улучив момент, спросила у Клариссы:

— Почему вы меня приняли? Ведь бабушка Аделаида… — Я замялась, не зная, как продолжить. — Ее я хотя бы понимаю, — выпалила я. — А вот почему вы меня приняли — нет.

Кларисса пожала плечами, не отвлекаясь от укладывания шляпок в круглую коробку.

— Я навела кое-какие справки. Не о тебе, а об Оливере. Он вырос умным мужчиной со стальным стержнем внутри. Я доверилась его выбору — не околдовала же ты его, в конце концов?

Ох.

Должно быть, увидев что-то на моем лице, Кларисса присела рядом и улыбнулась — искренне и ярко, как только она умела.

— Я вижу, как вы любите друг друга. Я вижу, как счастлив мой сын. К тому же… кому, как ни тебе, знать, что его происхождение тоже хранит маленький секрет. Ох, только не говори, что он тебе не рассказал, по глазам вижу, ты все знаешь. Нет ничего плохого в том, кем ты родилась или не родилась. Все плохое и хорошее ты делаешь, пока живешь. И я вижу, сколько хорошего ты делаешь и еще планируешь сделать, взять хотя бы школы для детей, которые ты хочешь открыть. Я вижу, как ты стараешься ради Оливера, а он — ради тебя. Поэтому я считаю тебя своей дочерью. И Якоб так считает. Ты хороший человек, пока не сделала ничего плохого, Унни.

— Моя мачеха говорит так же, — откашлялась я, потому что голос внезапно охрип.

— Она мудрая женщина, — пожала плечами Кларисса. — Как ты думаешь, брать ли с собой эту шляпку?

Она надела на голову что-то широкое, сшитое из тяжелой сияющей парчи.

— Ох, ну что за лицо? Только не говори, что сейчас уже такого не носят! Да ничего вы не понимаете, спрошу у Якоба.

Якоб шляпку одобрил, потому что, кажется, души не чаял в Клариссе и готов был согласится со всем, что она говорит.

Дорога до дворца заняла чуть больше часа, и все это время я была сама не своя.

— Дорогая, что не так? Тошнит? Душно? Дует?

Я покачала головой. Не говорить же Оливеру, что у меня просто дурное предчувствие? Я ведь не пифия. Наверняка это из-за жары.

Оказавшись во дворце, я первым делом несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, расправила плечи. Это не первый и не последний мой светский прием, нужно вести себя спокойно, как и полагает герцогине Стортон.

(Во имя всех святых, мне это не снится! Я герцогиня Стортон!)

Свадебная церемония принцессы пройдет в главном бальном зале дворца — том самом, в котором я оказалась впервые несколько лет назад, когда пришла на маскарад и впервые увидела принцессу Амелию. Оливер сказал, что с тех пор она стала спокойнее и счастливее — и мне хотелось верить. Сама я ее не видела, Амелия была затворницей.