Книга Попаданец для драконши, страница 47 – Алиса Рудницкая

— Знаешь, я рада, что ты остался жив, — сказала старуха. — И не потому, что ты принц, и даже не потому, что я люблю тебя, мой мальчик, пуще собственных детей и внучат. А потому что человечек ты хороший. Самый светлый из всех Розалиндов. И знаешь… то, что ты ничего не помнишь о своем прошлом… может оно и к лучшему?

— Все так плохо? — спросил я осторожно, отстраняясь от нее, но позволяя своей ладони остаться в ее старой руке. — Моя жизнь была такой тяжелой?

— Нет-нет, вовсе нет, мой милый, что ты. Твоя жизнь была достаточно беззаботной. Но твоя беззаботность крылась в неведении, мой мальчик. Однажды ты бы узнал о всех пороках своей семьи. Узнал бы, и это тебя очень сильно бы огорчило. Это бы сломало твое представление о мире. Ведь ты искренне верил в то, что твоя семья — самая лучшая на свете.

— Я… — я замялся.

— Не переживай, — похлопала меня по руке старушка. — Не помнишь, так не помнишь, что с того? Главное — живой.

— Да какой я живой… — слезы все же навернулись на глаза, и я опустил голову, уставился на свои колени. — Жалкий калека, обуза… почти мертвец… Ласла меня ненавидит, сона Тонильф считает жалким… но я и есть жалкий… я…

— Эх ты, глупый, — она протянула руку и потрепала меня по волосам, а потом сказала почти весело. — Вот вроде и потерял ты память, а все таким же остался. Вот давай я расскажу тебе одну историю.

Я вытер глаза и кивнул. Этот разговор буквально выдавливал из меня все соки. Я не хотел ее обманывать. Не хотел. Хотел сбежать. Я думал, что выведаю у нее что-нибудь полезное о семье Ласлы… но я не мог ничего спросить. Не мог, потому что из-за этого почувствовал бы себя полным ничтожеством, сволочью, не заслуживающей никакого сострадания.

— Это случилось, когда твои родители первый раз разрешили тебе прийти на бал, — начала старушка. — Ты был так горд, одел свой лучший костюм, постоянно просил срезать лишние кружева и бантики — хотел чувствовать себя взрослым, а не мальчиком. Даже рапиру из оружейной взял и на пояс прицепил, хотя она за тобой по полу волочилась. И вот в таком виде ты явился на бал — такой милый маленький мужчина. Как раз в тот день приехал жених Ласлы, и они с ним весь вечер болтали. А ты был один на балу, ребенок. И в какой-то момент ты, как ты сам мне потом сказал, увидел, что Ласле не нравится этот парень, этот принц гречей, за которого ее хотели выдать, чтобы войны не было. И знаешь что ты сделал? Вот что бы ты сделал?

— Я бы отозвал ее в сторонку под каким-нибудь предлогом, — сказал я, шмыгнув носом. — Или пригласил бы на танец.

— Вот, это же ты, мой мальчик! — обрадовалась старушка. — Так ты и сделал. И хотя твоя сестра была тебя на две головы выше, вы с ней танцевали вальс. А потом ты сделал вид, что у тебя разболелся зуб, и заставил ее увести тебя к целителю. Греч был очень этим недоволен на следующий день, и… вот именно этого я никогда не забуду — ты пришел к нему извиняться. Ты извинялся перед ним совершенно искренне за то, что украл у него сестру, пока он не простил и тебя, и ее. В этом весь ты, мой малыш. Ты перед всеми всегда чувствовал себя виноватым, даже если это они — не правы. Даже если они сделали тебе что-то плохое. Даже если они — сволочи распоследние.

Я прикусил губу.

— Ты устал? — спросила старушка, заглянув в мое лицо. — Прости, заболталась я, старая дура. У тебя наверняка много дел, много хлопот из-за твоего возвращения во дворец. Столько надо наверстать. Иди, мой милый… что мне тебя держать? Но сначала… открой-ка вот эту тумбу.