Книга Поцелуй чернокнижника, страница 52 – Тиффани Робертс

Это неоспоримое влечение выбивало его из колеи. Веками он контролировал себя, довел свою дисциплину и отстраненность до совершенства — словно клинок, созданный для самозащиты от неумолимого мира. Магия была у него в крови. Магия пронизывала самые фибры его существа. Это было его призвание, его цель, и люди всегда противостояли этому.

Но, пожалуй, еще более тревожащим было то, что какое-то более глубокое чувство — глубже даже инстинктов, подсказывавших ему выслать людей прочь — подсказывало, что она была его предназначением. Что Адалин была целью, ради которой он существовал. Как он мог принять то, что ошибался больше тысячи лет… и все это изменилось всего за два дня?

Это была похоть. Опасная похоть, сильная похоть — но не более того.

Он скользнул взглядом по раскрытым книгам, раскиданным по столу, прежде чем вновь начать шагать по комнате. Все это было лишь отвлечением, пустой тратой времени, не сулящей никакой награды.

Шторм или нет, но ему нужно было избавиться от людей. Он не мог рисковать тем, что кто-то получит над ним власть — не теперь, когда его сила достигла таких масштабов. Если он уже успел так сильно увлечься ею за столь короткое время, что будет через неделю? Через месяц? Останется ли в его сознании хоть одна мысль, не связанная с ней?

И это даже не принимая во внимание вопрос его магии. Ради собственной безопасности он обязан был скрывать от них свои способности. Казалось, теперь они считали его ворчливым, но в целом доброжелательным незнакомцем, и после преодоления начальной настороженности между ними установились довольно мирные отношения. Но как быстро все изменится, если они узнают, кто он на самом деле? Согласно опыту Меррика, люди склонны считать непонятное — особенно магию — воплощением зла.

Он сомневался, что возвращение магии и монстров в этот мир сделает их более терпимыми; все это останется пугающим для них, независимо от источника.

Но их страх ничего не менял — если Адалин и Дэнни сумели выжить в суровом мире, который она описала, значит, они опасны. Что помешает им попытаться убить его, когда он будет уязвим?

—Я не могу так рисковать. Они должны уйти. Они должны уехать… завтра.

Да, он отправит их завтра в путь, независимо от погоды, и тогда он будет свободен продолжить свое существование. Тогда он мог бы сосредоточиться на будущем и встретить новый мир с ясным умом и чистой совестью, ибо жизни этих двух смертных не имели никакого значения, и он не нес за них ответственности.

Отправить их сегодня, когда прошло всего полдня, было бы несправедливо жестоко.

Быть твердым не обязательно означало быть несправедливым. Они оценили бы этот жест, были бы благодарны за дополнительную ночь в теплой постели под надежной крышей, были бы признательны за еще несколько хороших приемов пищи, прежде чем им снова придется искать средства к существованию.

Хотя… какое значение имели бы еще два дня в грандиозном плане? Это дало бы им больше времени для отдыха и подготовки к любым испытаниям, которые их ожидали…

Нет. Я должен сказать ей сейчас. Завтра они должны уехать.

Он не позволил себе больше спорить с собой; прекратив расхаживать по комнате, он развернулся на каблуках и направился к двери, которую распахнул с силой, прежде чем выйти из кабинета. На полпути через чердак он остановился. Снизу донесся тихий, жуткий звук, трудно поддающийся определению, но почему-то знакомый.