Книга Тоскуя по ней, страница 169 – Тиффани Робертс

Лахлан врезался в нее сзади, прижимая к двери. Дыхание вырвалось из легких, и сокрушительная боль пронзила ее.

Схватив Уиллоу за волосы, он дернул ее голову назад, развернул лицом к себе и прижал к двери, навалившись всем телом. Его смех хлестнул ее по сердцу, усилив холод, охвативший ее.

— Энергичное маленькое создание, не так ли? Я намеревался дождаться нашего почетного гостя, но просто не могу удержаться, — он потерся щекой о ее волосы, еще раз глубоко вздохнув.

Уиллоу боролась, упираясь руками ему в грудь и толкая, поворачивая голову, согнув колено и пинаясь, но она не могла одолеть его, не могла дать отпор.

Кончик ножа коснулся ее живота. Уиллоу замерла. Теперь все похолодело — ярость, которую она пробудила, ушла, поглощенная тенью ее ужаса.

— Твоя сила воли не имеет значения, — промурлыкал Лахлан. — Твой гнев, твоя любовь. Бессмысленны. Мы с тобой танцуем, и музыка не умолкнет еще долго-долго.

Он надавил, и стальное лезвие проткнуло ее кожу и погрузилось в тело. Ошеломленная, она посмотрела вниз и увидела нож, торчащий из живота, темную кровь, медленно стекающую по металлу и впитывающуюся в майку. Затем ее пронзила горячая боль.

Уиллоу закричала.

Тридцать четыре 

Хотя рука Киана держала кисть, он мог только наблюдать за ее движением. Им руководила не сознательная мысль, а нечто гораздо более глубокое, нечто, спрятанное в его сердце. Это было вдохновение, какого он никогда не испытывал. Мазок за мазком эта картина появлялась прямо из его души с пугающей скоростью.

Ночное небо, усыпанное звездами. Огромная полная луна. Две фигуры переплелись под ней, подвешенные в воздухе, излучающие серебристый свет.

Это было непохоже ни на что, что он когда-либо создавал, и не только из-за этого поразительного вдохновения, не только из-за ясности и мощи его видения. Это был первый раз за сотни лет, когда он рисовал себя. Также это был первый раз, когда он рисовал для кого-то другого.

Хотя Уиллоу заставила его достичь новых вершин формы и самовыражения в своем искусстве, все картины с ее изображением за последние несколько недель были написаны для него самого. Они были для Киана средством исследовать сложные, растущие чувства к ней, его способом удовлетворить свою одержимость, когда он не мог быть рядом с ней. До нее он рисовал, чтобы избавить окружающих его смертных от эмоций, которые он испытывал. Она помогла ему открыть собственные чувства для выражения.

Но эта картина, эта попытка запечатлеть момент, когда их связь была скреплена, и их души полностью соединились, была для Уиллоу. Подношение. Подарок. Выражение всего, что он чувствовал к ней.

Он сделал паузу и постучал пальцем по экрану своего телефона, который лежал на столе рядом с мольбертом.

Два двадцать пять. Прошло всего три минуты с тех пор, как он в последний раз проверял. Ему предстояли самые долгие тридцать пять минут в истории существования.

Как можно было быть настолько захваченным волной художественной страсти, что минуты пролетали незаметно, и в то же время безнадежно плыть по течению в море тоски, которое растягивало каждое мгновение, превращая в вечность? Несколько часов не должны были значить для него ничего, особенно с таким проектом, чтобы скоротать время, и все же ожидание было мучительным.

Ему нужно было быть с ней. Каждая частичка его существа жаждала ее прикосновений, ее тепла, ее запаха, яркости ее улыбки и музыкальности ее голоса. Без нее… он чувствовал себя не в своей тарелке. Это было странное чувство, которое он не мог полностью определить, но оно поселилось глубоко внутри. Вселенная была просто немного не в порядке, пока они были порознь.