Книга Ткач, страница 44 – Тиффани Робертс

Она видела это каждый раз, когда он смотрел на нее, говорил с ней, прикасался к ней. Рекош заботился обо всех в их маленьком племени, но больше всего он защищал ее. Был… собственником по отношению к ней.

Келли рассказала ей, что произошло, пока Ахмья была без сознания после нападения огненной лозы. Рекош был в ужасном состоянии. Лихорадочно расхаживал, ерзал, постоянно возвращаясь взглядом обратно к Ахмье. Даже несмотря на то, что его рука онемела от парализующего яда огненной лозы, он беспокоился только о ней. Когда Диего разрезал одежду Ахмьи, чтобы обработать ее раны, Рекош чуть не подрался с ним.

Он отказывался позволить другому мужчине обработать ее раны, отказывался позволить другому мужчине прикоснуться к ней.

Той ночью, не в силах поместиться в маленькой пещере, в которой укрылись люди, Рекош лег на землю, подставив свое тело под дождь, просто чтобы быть рядом.



Почему она так упорно боролась с тем, что в глубине души считала правдой? Почему она позволила своему страху перед неизвестным, перед тем, кем он был, помешать ей увидеть то, что было прямо у нее перед глазами, не дать ей осознать то, что таилось в ее собственном сердце?

Я тоже хочу его.

Не имело значения, насколько он был велик, каким пугающим казался поначалу. Не имело значения, что он принадлежал к другому виду. Он был Рекошем.

Он был добрым и внимательным, веселым и остроумным. Когда дела шли плохо, он был ярким пятном. Когда надвигалась опасность, он был самым яростным защитником, рискуя, чтобы защитить людей, которые были ему небезразличны. Ей нравилось разговаривать с ним, учиться у него и, в свою очередь, учить его. Ей нравились его любопытство и страсть. И то, как ее тело реагировало на него… Одного прикосновения его пальцев было достаточно, чтобы заставить ее жаждать большего.

Он был всем, к чему она стремилась.

Дождь полил чуть сильнее. Глаза Рекоша раздраженно сузились, и из груди вырвалось рычание. Он запрокинул голову и уставился в хмурое небо.

С тихим смехом Ахмья поднесла их руки к своей груди и прижалась лицом к пальцам, держащим ее за подбородок, нежно потираясь о них щекой.

Взгляд Рекоша вернулся к ней, глаза расширились.

Ее улыбка смягчилась.

— Я бы хотела услышать твои слова, Рекош.

Дрожь пробежала по нему, перетекая прямо в нее из того места, где они соприкасались. За этим последовал низкий гул, звук, наполненный нетерпением и предвкушением. Его жвалы приподнялись в улыбке врикса.

— Ах, кир’ани ви’кейши… — он погладил ее по подбородку. Несмотря на толстые, грубые мозоли на его пальцах, прикосновение было нежным. И от этой нежности по ее телу разлилось тепло.

Рекош убрал руки, проведя пальцами по ее коже, как будто ему не хотелось прерывать контакт. Она почти качнулась в его сторону, чтобы последовать за ним. Ее следующий вдох был неглубоким, дрожащим, напряженным.

Столько всего бурлило под поверхностью. Столько желаний и эмоций, столько всего, что она слишком долго держала внутри из-за стыда, страха и неуверенности. Все это грозило вырваться наружу, здесь и сейчас. Хотя она и не признавалась себе в этом, Рекош пробудил в ней такие чувства, страсти и стремления, которых она не испытывала никогда прежде.

И все, что ей нужно было сделать, это принять их.

Принять его.

— Я знал это очень давно, Ахмья, — его слова были осторожными, взвешенными, когда он взялся за ремень своей сумки и протянул ее вперед. — Мои глаза видели тебя, мои сердца чувствовали тебя, и моя душа пела для тебя.