Книга Нечаянное счастье для попаданки, или Бабушка снова девушка, страница 16 – Катерина Цвик

— А то как же. Вам такое же нужно? — кивнула она на меня.

— Необязательно. Но шнуровка должна быть впереди, и никаких ярких кричащих расцветок. Мы с тобой примерно одного роста, можешь выбирать как на себя.

— Да… — она прошла оценивающим взглядом по моей фигуре, потом посмотрела на свою плоскую грудь и поморщилась: — Да, все остальное поправит шнуровка. Тогда из вашей доли вычту еще золотой на платье.

— Хорошо. Когда тебя ждать?

— Через час.

— Заберешь потом в стирку мое платье?

— Заберу. Но с вас десять медяшек, — тут же задрала она нос.

— Трактирщик сказал, что эта услуга стоит пять. Или мне лучше обратиться к другой служанке?

— Ой, ну что вы сразу к другой-то? — всплеснула она руками и досадливо передернула плечами. — Пять так пять. Я ж думала, вам побыстрее нужно, а за спешку я всегда больше беру.

— И что, насколько быстрее вышло бы? — усмехнулась я, глядя на эту ушлую девицу.

— Быстрее, — уклончиво ответила она и ухватила платье. — Ладно, через час буду у вас. Даже пару платьев на выбор принесу.

— Спасибо, Люси, — поблагодарила я и, когда она уже собралась унестись прочь, добавила: — Я с тобой. Сходим к трактирщику и расскажем о нашей сделке.

— Зачем это? — так искренне удивилась девушка, что я даже на мгновение усомнилась в своем решении.

Но я уже немного знала Люси и доверять ей не могла. Может, такие просьбы от постояльцев у них тут и в порядке вещей и никто не требует никаких гарантий, но я решила перестраховаться. За свои годы я успела много навидаться.

— Мне так будет спокойнее.

Через час Люси и в самом деле принесла мне десять золотых и два платья на выбор: зеленое и синее. Я взяла зеленое — оно показалось мне интереснее. Люси забрала грязное и, довольная жизнью, вышла. Я же переоделась и положила дневник, который читала, пока служанка не вернулась, обратно в чемодан.

К сожалению, ничего по-настоящему нужного я пока в нем не вычитала. Девушка начала его писать около года назад после смерти родителей, выплескивала на страницы дневника горечь от их потери и непонимания окружающих.

«Мне всегда казалось, что родители в моей жизни — нечто вроде константы, то, что никуда и никогда не денется. Как же сильно я на них обижалась, когда год назад они отправили меня учиться в пансион, который все гордо именуют институтом благородных девиц. По мне так это пансион благородных клуш! Можно подумать, я и сама не знаю, как вести себя в обществе! Но нет, получить хотя бы несколько лет такого образования считается крайне престижным, а они для своей дочери хотят только самого лучшего.

И вот теперь их нет, а я даже не сказала им, как сильно их люблю…»

Постепенно ее монологи становились все больше. Это говорило о том, что с окружающими девушка общалась все меньше. Это подтверждала и ее характеристика из института. Еще я узнала, что брат ни разу не приехал ее навестить. Он предпочел забыть, что девушке ее возраста и положения даже в институте благородных девиц, где пансионерок снабжают всем необходимым, нужны платья и прочие мелочи для выездных балов, которые случались хоть и нечасто, но регулярно. Однажды Элис ему об этом написала, но получила ответ, что сейчас тратить деньги на ее гардероб нецелесообразно. А вот когда она приедет после окончания института, тогда и сможет заказать все, что ей нужно для выхода в свет. Тогда же Элис пожаловалась дневнику, что брат ее никогда не любил и не замечал, считая маленькой бессловесной куклой. А еще, скорее всего, дело в том, что он и сестрой-то ее не воспринимал из-за того, что у них разные матери и большая разница в возрасте.