Книга Корпулентные достоинства, или Знатный переполох. Дилогия, страница 240 – Катерина Цвик

Я говорила, что до этого вой был оглушительным? О нет! Я ошиблась! После этого меткого попадания он стал действительно ужасающим и оглушающим! И прежде чем происходящее на Изнанке снова стало для нас невидимым, мы успели разглядеть, как гигантское тело ракшаса содрогнулась в диких конвульсиях и взорвалось, как воздушный шар.

Ветер, шум и потрескивания от переизбытка магических потоков как-то резко стихли. Показалось, нам в уши затолкали ваты. Мы стояли, будто приросшие к месту, и еще не могли осознать, что все, наконец, закончилось! Мы справились! А мне в голову забрели дурацкие мысли «Несварение — штука опасная» и «Молитва и копье творят чудеса».

Мы переглянулись и, не сговариваясь, посмотрели на царя. Он лежал в развороченной, усыпанной непонятно откуда взявшимися опилками и осколками кровати, будто покойник. Внутри у меня все разом заледенело. Пух, лежавший у него на ногах, тоже не шевелился. Неужели все наши старания пошли прахом?

А ведь утро так хорошо начиналось: солнечный зайчик в лицо, осознание, что вчера прошла по краю, но выжила и спасла царевну, что все живы и здоровы, любимый рядом, ароматный кофе, вкусный завтрак, вот-вот должны появиться подруги, с которыми столько всего нужно обсудить… В голове уже рисовались проекты новых изобретений, перспективы развития… Казалось, все невзгоды остались позади и самое время окунуться с головой в создание так давно лелеемой женской магической гимназии. А тут… Почему так вышло? Где справедливость? Где хэппи энд, я вас спрашиваю!

Истерика начала подкрадываться незаметно, поднимаясь откуда-то из глубин естества и прячась за глупые отвлеченные мысли о солнечных зайчиках и каких-то там прожектах.

— Почему у всех всегда все, как у людей, — не замечая, что говорю вслух, отчего-то в отчаянии выдала я и всхлипнула, — а я…

— А ты-ы-ы краси-и-ивая, — приоткрыв один глаз, слабо выдал Пух.

Я с возмущением уставилась на этого пушистого провокатора, не зная, плакать, что дура, или радоваться, что хотя бы красивая. А потом до меня дошло, что раз Пух жив, то и царь тоже. Присмотрелась и увидела, что грудь монарха тихо, но равномерно вздымалась. А потом догадалась снова перейти на магическое зрение и удостоверилась, что он жив. Слаб, и энергетические потоки еще слишком напряжены и неравномерны, но это дело поправимое.

В этот момент меня обняли, а я поняла, что прав Пух: дура я и есть! Но утешало, что хоть красивая. А потом я расхохоталась. И муж за спиной тоже, и даже дед Пихто не отставал. Мы хохотали так, что повалились на пол, не в силах устоять на ногах, и прислонились спиной к кровати. Пух тоже улыбался, на большее у него просто не было сил.

Мы сидели в развороченных царских покоях, где и ступить-то было некуда, и хохотали, вытирая выступившие слезы и прогоняя напряжение. За дверью, наверное, слуги недоумевали, что у нас творится, но заходить никто не смел. Отсмеявшись, мы просто сидели, прижавшись друг к другу. На душе было хорошо и… правильно. А я в очередной раз поняла: счастье есть!

Несмотря на все испытания, царь встал с постели уже через несколько дней. Все, кто его видел, чуть ли не крестились, открыв от удивления рот, а кто послабее нервами, так и вовсе бухался на колени. И было отчего! Наш царь-батюшка не просто выздоровел, избавившись от демонического паразита, а знатно помолодел, получив обратно свою энергию и магию, сдобренную той самой приправкой, благодаря которой ракшас поначалу исцелял своего носителя. И если при обычных условиях изгнания царь бы просто стал крепок здоровьем и выглядел чуть моложе, то в той вакханалии, что творилась во время нашей эпической битвы с демонической сущностью, что-то пошло не так, и наш монарх стал выглядеть, как здоровый мужчина чуть за тридцать в самом расцвете сил!