Книга Соленья и варенья от попаданки, или новая жизнь бабы Зины, страница 21 – Ри Даль

То, что тюремная баланда может быть отравленной, в тот миг меня не волновало. А отвращение от вида этой мерзости вообще не играло никакой роли. Вот что значит оголодать напрочь. Человек — такое существо, что приспособиться может почти к любым условиям. Условия, в которых я находилась сейчас, были, мягко говоря, кошмарными и бесчеловечными.

Однако голод взял своё. Я схватила миску и привались к стене, чтобы проглотить эту дрянь, лишь бы не помереть на радость моим мучителям. Они ведь так активно старались извести Киору, что сейчас, наверное, были прям в недоумении — как же это несчастная девочка выжила-то. Ну, ничего… Нужно подкрепиться хоть чем-то, а там, может, и новые идеи придут в голову.

Разумеется, ни ложки, ни какого-нибудь черпака мне не дали. Пришлось пить болотную кашу прямо через край, закусывая полу-размякшим сухарём. На вкус это было ещё хуже, чем на вид. Даже несмотря на голод, с первого же глотка я подавилась тошнотворной субстанцией. Нет, яда там точно не было. Зачем класть дополнительно яд в жижу, при одном взгляде на которую жить не хочется?

Пока я кашляла, пытаясь справиться с гадкими ощущениями во рту и желудке, кусок так называемого хлеба выпал из моей ослабевшей руки. Кстати, хлеб ещё можно было назвать вкусным по сравнению с похлёбкой, потому что вкуса он практически не имел. Брезгливость отошла на дальний план, и я тут же метнулась, чтобы поднять уроненную еду. Но вместо сухаря схватила что-то мягкое и тёплое…

Мягкое и тёплое тотчас запищало истошно в унисон со мной.

Крыса! Боженька светый! Крыса!!!

Не сказать, что я боялась грызунов. Да даче я с кем только не встречалась — и полёвки всякие водились, и кроты, и белки, и ёжики. Да-да, ёжики — те же крысы, только с иголками. Только почему-то ёжиками все умиляются, а при виде крыс падают в обморок.

Я в обморок падать не собиралась (только если от голода и изнеможения), а заорала просто с испугу. Ну, никак я не ожидала, что у меня в камере, оказывается, есть соседи. К счастью, хотя бы охранник не вернулся на мой вопль. Наверное, решил, что так у меня проявляется радость от употребления тюремного обеда. Я же, опомнившись от испуга, бросилась спасать свою единственную еду.

Но не тут-то было. Проворный зверёк схватил хлеб и понёсся в противоположный угол, шмыгнул под солому. Только и успела заметить тонкий хвост.

Вот за хвост-то я и схватила вора. Успела-таки! Это ж надо, как вроде бы совершенно убитый организм может вдруг среагировать! Поразительно! Буквально полчаса назад я и дышала-то с трудом, а теперь изловила крысу голыми руками.

Впрочем, слишком обрадоваться я не успела. Хвост оказался чересчур тонким, я не удержала его. Нахальный грызун скрылся в соломе. Но я не сдалась. Стала разгребать лежалые стебли, пытаясь всё-таки найти управу на своего обидчика. В считанные секунды разрыла весь угол. Увы, мерзкий крыс успел улизнуть в одну из щелей под стеной, прихватив с собой добрую часть наворованного.

Однако кое-что мне всё-таки осталось — и небольшой кусок сухаря, который просто не пролез в щель, и ещё один крохотный предмет. Он лежал аккурат под соломой в щели между двумя камнями на полу. Тот, кто его туда положил, вряд ли рассчитывал, что однажды предмет найдётся, но всё же надеялся. А надежда — это последнее, что у нас остаётся, когда остальное у нас отбирают.