Книга Люся, которая всех бесила, страница 110 – Тата Алатова

И она стискивала и хрипела, цеплялась за его плечи, норовя сползти по зеркалу вниз, тянула за волосы и насаживалась на пальцы, скалилась и кусала губы.

И поймала первый за эту ночь мокрый и ослепительный оргазм.

Потом все-таки был душ, и вот это уже определенно было прелюдией, со всеми этими совместными намыливаниями, и смехом, и лужами на полу, и полотенцем, которое Люся бросила себе под колени, когда ей приспичило отсосать Ветрову прямо возле стиралки.

До кровати они добрались, уже уняв первый острый голод, и начали все сначала, разгораясь по второму кругу медленно, но сильно. Тогда-то Люся и выяснила, что Ветров не ограничивался общепринятыми эрогенными зонами – шея, грудь, клитор, задница, к чему там еще мужчины проявляют интерес. Он с равным энтузиазмом вылизывал ее живот и запястья, покусывал над лопатками и под коленями. Люсе всегда казалось это довольно скучным – что интересного в том, что чужой язык прохаживается по твоей спине, но оказалось совсем не скучно, потому что про стратегически важные точки Ветров тоже не забывал. Это был не тот секс, когда ты лежишь на спине и перебираешь список дел на завтра. Это было как заниматься любовью с целым гаремом посреди пропахшей специями базарной площади.

Она проснулась от запаха ванили и корицы, шкварчания на кухне, шума воды и щекотки в носу. Некоторое время Люся лежала неподвижно, пытаясь сообразить, почему спит, уткнувшись носом во что-то вроде мягкой игрушки, и почему в такой неестественной позе. А потом вспомнила: они с Ветровым так и заснули, пытаясь найти сухой островок между обильных пятен на простынях, потому что не было сил сменить постельное белье или перебраться на диван. А щекочет ее ноздри густая поросль на ветровской груди, никогда в жизни у нее не было таких волосатых мужчин.

И следом пришло паническое осознание: Нина Петровна готовит на кухне завтрак.

Суббота.

И спальня пропахла сексом, спермой, потом, и они оба голые и совершенно не оставляют простора для фантазии.

И на кухне разгром, и в ванной, и коридоре тоже. Как-то очевидно, что ночь была бурной.

И повезло еще, если их не слышали все соседи.

Пошевелившись, Люся поняла еще одну вещь: у нее болит и ноет все тело, будто ее переехал трактор. Черт, кажется, они дотрахались до мозолей в самых нежных местах.

Такой марафон на выносливость и, может, на выживание.

Застонав, она укусила его за грудь.

– Нина Петровна, – прошептала с ужасом.

Ветров что-то невнятно промычал, перевернулся, наваливаясь сверху.

– Она уже все поняла, Люсь, – пробурчал сонно, – вряд ли у тебя получится убедить бабушку, что мы тут увлеклись игрой в шахматы.

– Она выжжет мое имя с семейного древа.

– Эй, ты помнишь, что из нас двоих ее родственник – я?

– Это вряд ли. – Люся села, поморщившись. Испуганно глянула на плотно закрытую дверь. – Может, сказать, что мне приснился кошмар? А ты меня… успокаивал?

– Приятно иметь дело со взрослой и независимой женщиной, – хмыкнул он, натянув одеяло повыше.

Люся пнула его, встала, натянула халат и прошмыгнула в ванную. На цыпочках. Ненавязчиво так.

Долго разглядывала себя в зеркало.

Губы опухли, кожа вокруг покраснела от щетины. Но Ветров не позволил себе ни засосов, ни синяков – очень по-взрослому и довольно уважительно. Люся терпеть не могла носить на себе чужие отметины. В этом было нечто унизительное, как будто партнер писал на заборе: чуваки, вчера я отымел эту телку.