Книга Соломенное сердце, страница 1 – Тата Алатова

Она была так стара, что давно потеряла счет времени.

Здесь, в крохотной избушке посреди густого леса, оно давно перестало течь, как положено, а капало еле-еле, с каждым днем все более замедляясь.

Одно несомненно: она была куда старше этого мира и все еще помнила, как однажды все сущее вылупилось из яйца и какая чехарда началась после.

Позади было многое: восемь мужей и двадцать семь детей, а уж внуков с правнуками и вовсе не счесть.

Сейчас ее разум угасал, а тело становилось все более дряхлым. Не хватало сил встать и смахнуть паутину, не хватало желания жить.

Она просто лежала на остывшей печи и ждала, когда все наконец завершится — безобразная слабая старуха, ни о чем не жалеющая.

Умирать было довольно скучно, и ее терпение истончалось.

Маленькая соломенная кукла тихо напевала ей колыбельные, ей вторила вьюга за тонкими стенами, а вой волков звучал похоронно.

И грохот распахнувшейся двери показался громовым.

Ненужным.

Лишним.

Кряхтя и морщась, она повернула голову, чтобы увидеть незваного гостя.

Он тоже умирал, какое совпадение.

Кровь струилась по его лицу и телу, пахло волками и отчаянием.

Шаг, другой — и человек рухнул прямо посреди ее избушки, лицом вниз, страшные раны на спине, изорванная в лоскуты одежда.

Она давно научилась смирению и сейчас не собиралась роптать.

Заставила себя сесть, откинула назад серые грязные космы, спустила худые ноги на пол.

Прошаркала валенками, безотчетно сжимая в руках соломенную куколку, которая все напевала и напевала, ибо ничего другого не умела.

Склонилась над человеком, с трудом перевернула его, протерла соломой лицо, смывая кровь.

Совсем еще мальчик.

Тот, кто заберет последние крохи ее сил, прощальный подарок судьбы — наконец-то она сможет покинуть этот мир.

И, склонившись над бесчувственным телом, безобразная старуха нежно поцеловала гостя в лоб, отдавая ему все, что у нее осталось.

Авось и выживет.

***

Пот древней старухи, кровь молодого мужчины, слюна волков и солома: так я пришла в этот мир.

Прежде у меня был только голос. Сейчас у меня появилось тело — большое, человеческое, плотное, нелепое. Я не умела им пользоваться, я не знала, как оно работает.

Сделала шаг — упала. Подняла руки, посмотрела на них.

У старухи они были дряблые, покрытые морщинами и пятнами. А у меня — белые, тонкие, гладкие. Волосы падали на лицо — не серые, как у нее, а соломенные, светлые.

В хижине было холодно, и я впервые поняла, каково это.

Замерзла.

Передвинувшись по полу, стянула с мертвой хозяйки длинную лохматую телогрейку. Закуталась.

Человек лежал рядом. Дышал.

Вот как, значит, выглядят другие лица.

С трудом поднялась.

Нашла в углу немного дров. Руки плохо слушались, разжечь огонь удалось не сразу. Вспыхнувшее пламя напугало меня: вот что такое страх.

Закрыла дверь. Волки выли, но я знала, что меня они не тронут.

Я чувствовала их, а они — меня. Мы были меньше, чем стаей, но понимали друг друга.

Оглянулась на два тела на полу.

Опустилась перед незнакомцем на колени, положила ладони на бледное лицо.

Запела колыбельную.

Что я еще умела?

Пять лет спустя

— Поля-Поленька-Полюшка! По-о-о-оле-е-е-енька-а-а-а-а.

Голоса кружились вокруг нее, звали к себе, меняли интонации, подбирали ту самую, на которую она обязательно отзовется.