Книга Тетушка против, страница 122 – Тата Алатова

Откуда такое воодушевление? Он же презирает как самого герцога, так и необходимость пресмыкаться перед ним!

— Но зачем так спешить? — вырвалось у нее. — У вас же еще есть время!

— Затем, моя милая Пруденс, что невыносимо видеть вас в этих крестьянских лохмотьях. Но не беспокойтесь, совсем скоро вы будете у меня самая нарядная в Арлане. Не надо искать мне экипаж, я прекрасно пройдусь пешком, — добавил он, коротко поклонился, стрельнув в Маргарет еще одной стремительной улыбкой, и вальяжно покинул столовую.

А она так и осталась ошарашенно глядеть ему вслед.

Что? Что происходит с этим человеком???

Как же Рауль соскучился по городу! Он шел по Арлану, улыбаясь, и только отсутствие трости слегка портило ему настроение. Разумеется, Пруденс, далекая от нюансов мужских туалетов, просто не подумала о ней, зато она купила гитару, и укрыла его шерстяным платком, и перевязала раны, и…

И можно ли второй раз (или в третий уже?) очароваться женщиной, если она раздобыла тебе превосходного камердинера, да еще так быстро? Посмеиваясь над собой, Рауль был вынужден признать: дело не в Теодоре, как бы хорош он ни был. Дело в самой Пруденс. Каждый раз, получая решительный отказ, он твердо намеревался забыть о своем увлечении, как о пустой забаве. И каждый раз возвращался на извилистую дорожку своей непостижимой влюбленности, беспомощный и упрямый.

Жестокие слова, так легко слетавшие с уст этой женщины, проникали все глубже и ранили все больнее. Но каким-то таинственным образом гнев и обида растворялись — снова и снова! — стоило Пруденс сделать мимолетный жест, крохотный шаг навстречу ему. Разумеется, хлопоты о хозяйском удобстве входили в число ее обязанностей, но даже самая превосходная экономка не проявит столько внимания и аккуратной, почти невесомой заботы.

Он все же нравился ей — уверился Рауль утром, сидя в кровати и поглаживая колючую шерсть крестьянского платка. Что бы она ни говорила, как бы язвительно ни защищалась — вот оно, доказательство. И даже если он себе все придумал, то попробовать завоевать Пруденс еще раз определенно стоило.

И как он мог решить, что сдастся без боя? Сейчас, когда ужасы замка остались позади, а Арлан лениво благоухал последними всполохами лета — геранями, розами и иссопом, — последние недели казались всего лишь затянувшимся дурным сном. Рауль был счастлив бесславному концу их фамильной вотчины, похоронившей под своими завалами все зловещие тайны жестоких предков.

Как всякий человек, заглянувший в лицо смерти и оставшийся в живых, он испытывал эйфорию. Увернулся — снова! — и теперь впереди у него много самых разных дней, и он непременно получит все, что только захочет. От предвкушения легко кружилась голова.

Полуденная жара уже спала, но улицы все еще казались сонными. Откуда-то из открытого окна доносился перезвон клавесина, у фонтана голуби клевали упавшие каштаны, мимо спешила молодая дама в кринолине цвета увядшей розы, за которой горничной несла увесистые свертки, скучающие кучера чистили сбруи или натирали до блеска бока кристальных колясок.

Приближалось время прогулок и визитов, так что Рауль изредка с кем-нибудь раскланивался, беззаботно сообщая каждому желающему, что их семейство вернулось в город для подготовки к сезону. Очевидно, Жозефина не стала распространяться о расторжении помолвки, поэтому ни сочувствие, ни расспросы его не преследовали.