Книга Чокнутая будущая, страница 38 – Тата Алатова

Под этим любопытным взглядом я демонстративно подхватила Антона под локоть. Он, кажется, не удивился, возможно, считал, что в театре так принято – нельзя перемещаться по этому гладкому полу на каблуках без посторонней помощи.

Старомодное шапокляковское платье отражалось в многочисленных зеркалах и смотрелось здесь так уместно, как будто для этого вечера и шилось. Я была хороша в этой черно-белой гамме, женщина из прошлого века, с возрастом, который терялся среди зеркал.

И Антон преображался среди мрамора, хрусталя и бархата, становясь моим рыцарем, молчаливым спутником, надежной твердостью под ладонью.

Театр всегда пробуждал во мне разнообразные фантазии, это было место, где творилось волшебство, и я с удовольствием оставляла реальность за порогом. В те мгновения, когда я поднималась по широким ступенькам в зал, мое сердце всякий раз преисполнялось необъяснимым волнением и ожиданием.

И впервые в жизни я пришла сюда не одна. Впервые опиралась на кого-то. Впервые подстраивалась под другие, более размашистые шаги – и Антон тоже подстраивался под мелкие мои. Опустив глаза, я смотрела, как двигаются наши ноги, мои туфли, его туфли, символизм совместного восхождения завораживал.

– Какой у тебя размер? – спросила я, нарушив довольно долгое молчание.

– Размер чего?

– Размер обуви.

Он негромко засмеялся.

– Мы часто задаем такой вопрос близким усопших. Не всегда они сами приносят ботинки, в которых человек будет лежать в гробу, часто этим занимаются мои менеджеры. И вот этот выбор… Бывают, знаешь, специальные с тонкой подошвой. Кто-то, наоборот, хочет самые дорогие, самые крепкие. Удобные и теплые. Дешевые. Красивые. Мне всегда интересно, что же выберут родственники. Это многое говорит о покойном и о том, как к нему относились.

– Я выбрала красивые. Самые красивые бабушкины туфли. – Я вздохнула. – Темно-бордовые, лакированные, на квадратном каблуке и с узкими носами. Наверное, самые неудобные. Что это говорит о ней и обо мне?

– Что ты все еще помнишь эти туфли во всех подробностях, Мирослава.

Я промолчала, думая о том, что их с Алешей родители, наверное, слишком обгорели, чтобы выбирать им одежду и обувь.

– Ты стал гробовщиком из-за денег? – спросила я, когда мы уже сели на наши места. Римма Викторовна расстаралась, и мы находились в самом центре зала.

Со мной часто здоровались – нас, заядлых театралов, было не так много, и мы все шапочно перезнакомились между собой.

Я машинально кивала и улыбалась.

– Ну, это очень стабильный доход, – спокойно подтвердил Антон, – люди всегда будут умирать. Люди всегда будут хоронить. Гробовщики всегда будут зарабатывать больше, чем акушеры. Значит ли это, что смерть дороже жизни?

Это был слишком сложный разговор для театральной субботы, и я попыталась выскользнуть из него, как мокрая рыба из рук рыбака.

– Любовь дороже смерти, потому что свадьба дороже похорон, – проговорила я чересчур беззаботно. – Ты поэтому все еще не женат? Весь доход уходит на брачные затеи Алеши и их последствия? Наш ресторан тоже ты оплачивал?

– Какая разница, Мирослава?

– Такая, что кто оплачивает свадьбу – тот получает и невесту, – ляпнула, не задумавшись ни на секунду.

Это было грубой шуткой, попыткой насмешки над фразой «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Я так не думала, разумеется, я была современной женщиной, которая никому ничего не должна.