Книга Чокнутая будущая, страница 79 – Тата Алатова

Короли Мечей редко способны на истинное безумство, но если уж слетают с катушек, то основательно. Страшное зрелище: рационал, утративший контроль над своими эмоциями.

Он накрыл мои руки своими. Я ощутила запах его дыхания, аромат туалетной воды.

– Больше всего на свете, – проговорил Антон глухо, – я боюсь, что когда-нибудь меня накроет так снова. Это жалко, и больно, и невыносимо. Лучше уж условная Инна – безопасный вариант.

– А я?

Само как-то вырвалось, клянусь! Я не хотела его провоцировать, не сейчас. Сейчас хотелось его жалеть, да что-то не срослось.

– Ты?

Ох, сколько гнева!

Я отшатнулась, но поздно.

Он поднялся на ноги, сверля меня тяжелым взбешенным взглядом. Отступая, я ударилась бедром о стол, зашипела, застыла. Стало страшно и захватывающе. Как в клетке со львом, если у тебя отвалился инстинкт самозащиты.

– Так как далеко ты готова зайти? – спросил он, обхватывая меня за талию.

Вторая рука легла на шею. Фиксация.

И ведь можно было еще отступить!

Он бы услышал меня.

Но вместо этого я подалась вперед и поцеловала его.

А он ответил на поцелуй – почти грубо, почти свирепо.

Но все-таки немного, самую капельку, нежно. Как будто в последнюю секунду сбавил скорость.

У обоих срывалось дыхание, а у меня отказывали и ноги, и все остальные органы.

Как будто я пробежала марафон, и все еще бегу, и вот-вот умру от боли в груди.

Цепляясь пальцами за его свитер, я прижималась все плотнее, надеясь не хлопнуться в обморок.

Его губы спустились ниже – к подбородку и шее, к ключице, к голому плечу, и запоздалый страх все-таки скрутил живот.

Он же меня – или Мэрилин? или нас обеих? или себя? – почти ненавидел сейчас.

Кого-то наказывал и что-то доказывал.

А под свитером – только трусики.

Беззащитность.

Безжалостность.

Нет, я не дернулась и не попыталась вырваться. Не сказала «хватит».

Просто окаменела.

Я не справлюсь с ним.

Не выдержу такого натиска. Слишком девочка, слишком неженка, а Антон не собирался мне поддаваться. Рука на груди. На бедре.

Безысходность.

Он отступил так резко, что я пошатнулась.

Усмехнулся, глядя в мое лицо – наверняка побелевшее.

– Мирослава, – проговорил он тихо и очень спокойно, – не играй в игры, где не сможешь выиграть.

Я заплакала, и Антон бережно, утешительно прикоснулся губами к моему лбу.

– Береги себя, ладно?

И ушел, оставив меня собирать разбитое вдребезги сердце.

* * *

Римма Викторовна велела мне не принимать решений, пока я не увижу Алешу на репетиции, и я поехала в его новый театр.

С классическим драматическим расставаться было грустно. Все-таки там я уже всех знала, а тут – пока никого.

Глупо, что театр располагался в торговом центре.

Глупо подниматься в него на эскалаторе.

Глупо проходить через зал, где продавались духи и одежда.

Глупо, что вместо швейцаров – сонная администраторша, вместо торжественных колонн – гипсокартон, вместо мрамора – ковролин.

Глупо, что такой маленький зрительный зал.

Все меня раздражало в этот день.

Дважды за утро я звонила Антону, а он не брал трубку.

Я и сама не знала, что хочу ему сказать и что услышать. Просто хотелось убедиться: мы еще можем разговаривать друг с другом. Но, кажется, уже нет. От этого становилось пусто.

Устроившись в темном зале, я смотрела репетицию. Сначала бездумно, потерянно, а потом – все с большим изумлением.

Это ли мой потерявший интерес ко всему муж?