Книга В самом Сердце Стужи. Том III, страница 12 – Александр Якубович

— В любом случае обученный и снаряженный воин стоит десяти ополченцев, — возразила я, и почувствовала, что сболтнула лишнего.

Виктор замер, внимательно посмотрев на меня, но ничего не сказал — вернулся к работе с бумагами.

— Нужно успеть до активной пахоты и сева, я хочу быть в городе, когда начнутся основные работы, — ответил муж.

— Тогда у вас есть еще три-четыре недели, — ответила я, внутренне выдыхая.

Пронесло. В очередной раз.

В последнее время я стала оговариваться все чаще и чаще, высказываясь по вопросам, о которых вовсе не должна была знать. Мое любопытство к странной сорогской письменности было лишь вершиной тех промашек, которые я допустила за эту зиму. Но обычно Виктор не задавал никаких вопросов. Только, как и сейчас — замирал и окидывал меня долгим, внимательным взглядом.

Я волновалась о том, как мне заставить внезапно появившегося супруга сосредоточиться на продовольственных вопросах и увеличении посевов, ведь через два года наступит первая большая засуха, которая быстро приведет к недоеданию простого люда. А еще через год на большинстве земель королевства вообще не наступит лето, и продовольствие придется закупать у Витезии, Фрамии и даже Западных королевств через море. Но это будет доступно только богатым западным и центральным землям. Пограничье же будет страдать, голодать и вымирать — я хорошо помнила те огромные храмовые книги, в которых велась перепись умерших в этот период. В отличие от привычных глазу смертей от несчастных случаев, по старости лет, от жара, от брюшной хвори или от детскости — если речь шла о малышах до пяти лет — записи за грядущие три года почти целиком состояли из смертей от голода и истощения.

Но Виктора будто бы послала мне сама судьба, само провидение. Глубина замысла барона меня постоянно удивляла, будто бы и не был он никогда крестьянским сыном и наемником, а рос и воспитывался в среде совершенно иной, где приучали думать в других масштабах. Там, где все видели лишь проблемы отдельных хозяйств или мастерских, Виктор подмечал системность. Эта черта была присуща более столичным чиновникам, крупным землевладельцам или высшим храмовым чинам, которые привыкли смотреть на мир под совершенно иным углом.

Как бы решил вопрос с производством пушнины обычный аристократ или вчерашний наемник? Просто бы приказал охотникам сдавать больше меха по заранее установленной цене. А если бы они отказались — перекрыл бы поставки хлеба и других вещей, которые требовались вольным в поселении на севере. Или вопрос с распашкой земель. Любой аристократ, если желал увеличить посевные площади, просто приглашал вольные артели или увеличивал барщину для крепостных, чтобы получить максимальную выгоду. Виктор же наоборот, снизил общее налоговое бремя при сохранении общего баланса поступлений по наделу; мой муж позволит заработать всем, кроме себя.

На мой вопрос, в чем заключается его замысел — позволять обогащаться крестьянам, мастеровым и купцам, мой муж многозначительно промолчал. Правда, после все же объяснил, что все равно возьмет свое. Не напрямую — как стремились прочие землевладельцы, а через косвенные налоги. На прибыль, через цеховые сборы, через покупку новых товаров, пошлины с которых собирают на заднем дворе замка.

Богатые земли не всегда тождественны богатству лорда — часто финансы оседают в карманах купцов и мастеровых вместо того, чтобы идти в казну надела. А вот богатый лорд и нищий надел — это более реальная картина. Выжимая все соки из земли и людей, аристократ способен сказочно обогатиться на короткий период. И чем обширнее и более густо населены земли аристократа, тем крепче может быть его хватка.