Книга В самом Сердце Стужи. Том III, страница 47 – Александр Якубович

Я почувствовал, как пальцы девушки впиваются в мою шею, будто бы она пыталась удержаться от очередного нервного срыва. Я еще сильнее прижал к себе Эрен, позволяя ей спрятать лицо на моем плече, а сам начал осторожно поглаживать ее по спине.

— Я верю, — стараясь говорить как можно более искренне, ответил я. — Верю, если ты так говоришь, то верю.

— Вас, наверное, послал сам Алдир… — прошептала моя жена, глотая нервный всхлип. — Я так много думала, Виктор. О ваших решениях, о взглядах, о планах. Вы же посланец Алдира, да?

От этого вопроса у меня похолодела спина. Как она вообще пришла к подобным выводам? Почему?

— Откуда такие странные мысли? — удивленно спросил я, отстраняясь от жены и пытаясь заглянуть той в глаза. — Я простой человек, а не божий посланник.

Впрочем, посмотреть на жену мне не удалось. Эрен так мне ничего не ответила. Только покрепче ухватилась за мою шею, и опять спрятала лицо на плече. Еще несколько раз она коротко всхлипнула, что совершенно уничтожало меня изнутри, ведь я не знал, как ей помочь, но уже скоро тело девушки стало расслабляться. И хоть хватка ее была все такой же крепкой, она все же стихла. Я же с удивлением обнаружил, что девушка задышала ровно и глубоко.

Изможденная тревогами и страхами, совершенно против всяких правил приличий, о которых всегда так пеклась моя жена, Эрен уснула прямо у меня на руках.

Жутко болели глаза, а я сама была похожа на неудачливого сборщика меда, который нарвался на особо злобный пчелиный рой.

— Давай сделаем холодный компресс, — с тревогой заметил Виктор, отрываясь от своего обычного завтрака из яиц и колбасы. — Хотя подожди…

Мой муж встал из-за стола и направился к сумке с лекарственными травами, которая сиротливо ютилась в углу комнаты с его стороны кровати. Чуть повозившись, барон извлек несколько свертков, в которых оказался ромашковый сбор.

— Насколько помню, ромашка помогает снять отеки, — деловито проговорил Виктор, высыпая часть трав в глиняный стакан. После мужчина подхватил с камина еще горячий чайник и залил травы водой. — Пусть настоится минут десять, возьмем чистой ткани и сделаем освежающую масочку…

— И откуда вы столько знаете, — покачала я головой.

— Что знаю?

— Всё, — ответила я, продолжая неотрывно смотреть на стакан с ромашковым отваром перед собой. — О травах, о спирте, о консервации…

— Жизнь научила, — лаконично ответил мой муж, усаживаясь обратно на свое место и возвращаясь к еде. — Ты или учишься новому, или погибаешь. Разве не так?

— Но вы же поверили мне, Виктор? — опять спросила я, поднимая взгляд на супруга.

Из-за этого простого движения опухшие после трехдневного плача глаза снова дико разболелись. Будто бы мне под веки насыпали песок, и сейчас мне было недоступно шевелить глазными яблоками, а оставалось только двигать головой.

Последние три дня были для меня… тяжелыми. Осознание тщетности бытия, осознание, что все мои несмелые надежды были обречены с самого начала, убивало во мне те крохи воли к жизни, которые у меня еще остались после череды перерождений. Но больнее всего становилось от того, что в этот раз мне было что терять, и я изо всех сил жаждала сохранить то, что внезапно получила. Эту жизнь, этот надел, этот статус, этого мужчину.

За дни отсутствия Виктора в городе в моей душе расцвел ядовитый цветок глухой зависти ко всему миру. К мужчинам, что свободно проживают свою жизнь. К женщинам, которые выходят замуж и заводят семью. К старикам, которые могут просто умереть и не погружаться в пучину этого отчаянья снова и снова. Даже к неразумным детям — потому что они не осознают всю глубину трагедии жизни, которая поджидает их впереди. Я завидовала, завидовала всем им исступленно и яростно, одновременно с этим упиваясь жалостью к самой себе, в очередной раз обманутой и бессердечно брошенной в жернова жизни, только на этот раз не мужчиной, несчастным случаем или даже своим собственным решением, а самой судьбой.