Книга В самом Сердце Стужи. Том III, страница 48 – Александр Якубович

Но как я могу противостоять судьбе? Как я могу бороться против самого мира, который ополчился на меня, который поставил своей целью заставить меня бесконечно страдать, раз за разом наблюдая за крахом собственных чаяний и надежд? Почему, когда я просто сдалась и опустила руки, когда решила, что все должно идти своим чередом, когда решила снова остаться служанкой в доме отца и умереть в тесной каморке, сгорая от жара и задыхаясь от кашля, почему этот жестокий мир решил дать мне призрачную надежду? Зачем был нужен Виктор, зачем был нужен Херцкальт, зачем был нужен весь этот обман?

После свадьбы, лучше узнав своего мужа, я приняла решение бороться, идти вперед и несмотря ни на что вырвать свой шанс. Но теперь, когда в небо на два года раньше срока поднялась кровавая луна — известие Алдира о грядущих бедах — я сомневалась, что сам мир позволит мне это. Может, моя цель в бесконечном страдании? Может, душа моя некогда разгневала творца и теперь я проживаю день за днем, год за годом, жизнь за жизнью, отбывая тем самым свое наказание? Но Алдир милостив, а страдание — лишь часть жизни, а не способ существования. Тьма страдания невозможна без света радости, они неразрывно связаны меж собой. Но в чем же тогда моя радость, и почему я не вижу пред собою даже малейшего лучика света?

В таких мыслях я пребывала несколько дней. Не ела, почти не пила. Спала, плакала, смотрела в небо, опять спала. Казалось, в какой-то момент я вовсе потеряла способность чувствовать что-либо, кроме огромной несправедливости, я опустила руки.

А потом вернулся Виктор. Тихо вошел в покои, положил ладонь на мое плечо, произнес мое имя. Он не верил в предсказание, он не верил в беды, что несла красная луна, а просто ожидал ответа из Патрино.

Но он не стал меня осуждать, не стал и соглашаться. Сказал, что верит мне, но мы оба знали, что это была лишь сладкая ложь. Этот мужчина не мог верить в предзнаменования, казалось, он вообще не верит ни во что, кроме силы человеческого разума и воли. Но то, что он выслушал меня, что не отвернулся, что не назвал мое состояние «женской истерикой», давало мне небольшую надежду.

Если мы напряжем все силы, если постараемся запасти зерна и мяса, если сосредоточимся на производстве консервов, придуманных моим мужем, то тогда, может быть…

— Эрен? — мягкий вопрос моего мужа вырвал меня из раздумий. — Откинь голову.

Пока я сидела, Виктор где-то раздобыл кусок льняной ткани для перевязок — видимо, достал из собственных запасов — и уже подготовил два небольших компресса, которые вымочил в ромашковом отваре.

— Милорд, я…

— Вот теперь точно не спорь, ты снова назвала меня милордом, — фыркнул муж, мягко кладя ладонь на мой лоб. — Говорю, откинь голову.

Я подчинилась. Закрыла глаза, почувствовала, как на веки ложится теплый влажный компресс.

— Аккуратно прижми к векам, чтобы пошел раствор, но не слишком сильно, — голос Виктора казался одновременно и далеким, и звучащим прямо у меня над ухом. — Посиди минут пять, пока не остынет, потом снимай.

Я услышала тяжелые шаги барона, да, он пошел в угол покоев, где стояли его личные сумки с травами и вытяжками. Виктор так и не позволил их разобрать, хотя я предлагала установить специальный шкаф или стеллаж для этих вещей. Тогда он ответил, что это походный комплект, а личную аптеку он соберет, когда появится такая возможность.