Книга Госпожа преподаватель и Белый Феникс, страница 139 – Марика Полански

Призрак посмотрел на меня поверх газеты. Его взгляд был абсолютно спокойным, но в нём мелькнул некий огонёк, который я сразу не распознала. Лёгкая улыбка тронула его призрачные губы.

— М-м-м, надо проверить, не сожрала ли меня Книга? — протяжно, словно издеваясь, произнёс он. Меня обдало жаром: он наверняка всё видел. — Весьма оригинально. Я уж грешным делом подумал, что вы действительно забеспокоились обо мне, мой неюный персик. А, оказывается, просто сбежали от влюбленного в вас Феникса.

Я опешила. Сержан смеётся надо мной? Я пыталась натянуть на себя маску безразличия, но ладони вспотели.

— Да, я сбежала и не вижу в этом ничего ужасного, — выдавила я сквозь стиснутые зубы. Мне сделалось стыдно за своё поведение. Взрослая женщина, а повела себя, как впечатлительная институтка, которая впервые поцеловалась. — Вернёмся к делу. О'Рэйнер. Почему вы не рассказали, при каких обстоятельствах познакомились с Вэлианом?

Сержан иронично приподнял бровь и… внезапно ссутулился. В его полупрозрачной фигуре чувствовалась какая-то вековая усталость, меланхолия, прошедшая через года.

— Моё знакомство с Вэлианом… О, оно было весьма… запоминающимся, — он произнёс это с паузой, словно взвешивая каждое слово. Голос, обычно ироничный и хлёсткий, сейчас звучал чуть тише, с едва уловимой хрипотцой, словно каждое слово давалось с трудом, проходя сквозь болезненные воспоминания. Он не смотрел прямо в глаза, а, скорее, сквозь меня, в какую-то далёкую точку в пространстве, где, видимо, находились обрывки его прошлой жизни. — Во все времена есть те, кто поддерживает власть, и те, кто ею недоволен. И те, на чьей стороне больше знаний и сил, как правило, побеждают… Кирогуро. Отвратительный городишко на отшибе Барбурии, где воздух плавился под безжалостным солнцем, а влажная духота въедалась в кости. Настоящая западня, из которой не было выхода. Мятеж там зрел долго, как гнойник, пока не прорвался. Изнывающие от жары, ослабленные лихорадкой и тошнотой, полуголодные солдаты превратились в тень тех людей, которыми когда-то были. Отчаяние копилось месяцами, пока не переполнилось и не вылилось в кровопролитное восстание.

Изначально наша цель была благородной, или, по крайней мере, казалась таковой: выбить у нерадивого правительства хоть крохи продовольствия и спасительные порошки от болезней. Но, как это часто бывает, благие намерения загнили на корню, едва столкнувшись с реальностью. Голод ослепил, жажда наживы разъела остатки дисциплины. Бунт мгновенно скатился в хаос, где каждый был сам за себя. Улицы Кирогуро превратились в арену безумия: крики, лязг металла, горящие лавки, разграбленные склады. Благородные цели рассыпались в прах, уступив место животному инстинкту выживания. Оружейные залпы королевской гвардии тонули в общем гуле мародёрства и кровопролитных стычек. Это был не бунт за идеи. Это был бунт отчаяния, пожирающий сам себя.

Когда хаос поглотил Кирогуро, я оказался в самом эпицентре. Группа солдат хотела ворваться в госпиталь, где мирные жители прятались от бесчинств вояк. Я пытался призвать к порядку, достучаться до разума солдат, но голод и безумие уже взяли верх.

Там меня и схватили. Это произошло так быстро, что я ничего не успел осознать. Внезапный удар по голове, — и всё исчезло во мраке. Позже я очнулся в маленькой тесной камере, куда меня притащили королевские гвардейцы. Трое суток я просидел, практически без еды и воды, прежде чем ко мне явился молодой дознаватель по особо важным делам.