Книга Яду, светлейший?, страница 123 – Ольга Романовская

– Вам – нечего, а вот мне… – Линас издал оскорбляющий мое достоинство вздох. – Опасаюсь, что вы опять что-нибудь заключите.

– Без вашего согласия? Никогда!

Наклонившись, чмокнула его в висок и тут же, смутившись, отстранилась, напустила на себя ледяной вид.

– Это что сейчас было?

Линас выглядел так, будто его только что ужалила змея.

– Поцелуй, – объяснила недогадливым.

– Э, нет, – с лукавой улыбкой покачал головой Линас, – на поцелуй это совсем не похоже. Целуют вот так.

И он нагло, на правах представителя инквизиции, сгреб меня в объятия, воспользовался зависимостью и беззащитностью одной взятой ведьмы.

А Линас не так уж плох, совсем не плох! Но я целуюсь лучше.

Решил смутить языком, милый – не на ту напал. С готовностью продемонстрировала, как глубоко пала в пучину разврата. Для аристократки, роль которой мне надлежало играть. Уж она точно не обвила бы руками шею жениха, не перебралась бы ему на колени, не отрываясь от губ, шаловливо не подбиралась бы пальчиками к пуговицам рубашки. Парочку я успела расстегнуть до того, как инквизитор превратился в недотрогу.

– Аурелия!

Линас ссадил меня с колен, пригладил волосы и застегнул ворот.

Надувшись, пригрозила:

– В третий раз приглашать не буду!

– Да сам я приду. Потом.

Куда именно и на каком основании он собирался прийти, выяснить не успела.

Гравий под колесами перестал шуршать. Карета, дернувшись, остановилась. А вместе с ней рухнуло во дворец к Чернобогу мое сердце, унося с собой желание спорить.

– Как я выгляжу? – шепотом спросила у Линаса.

– Помада, – тем же шепотом ответил он и, набрав в грудь побольше воздуха, распахнул дверцу.

В глаза ударил свет. Или мне с перепугу показалось, что зажгли сотни ламп? Линас нагнал жути, я представляла его отца чуть ли не восьмируким монстром с жвалами вместо рта.

Ущипнула себя за щеку, чтобы привести в чувство. Заодно придала лицу стыдливый румянец.

Помада, значит… Щелкнула карманным зеркалом и ликвидировала следы недавнего разврата. Ну вот, теперь можно знакомиться с будущими родственниками. Я уже слышала их голоса: густой, сочный мужской баритон и мягкий, обволакивающий женский сопрано. Линас не пошел ни в отца, ни в мать, но его голос нравился мне больше.

Подобрав юбки, глазки в гравий – как учили бы в обители, выпорхнула из наемного экипажа. Надеюсь, элегантно и непринужденно, потому как второго шанса произвести первое впечатление не предвидится.

Любопытные, изучающие взгляды щекотали лопатки, затылок, лоб – да сколько же здесь зрителей собралось, неужели все обещанные сорок гостей пожаловали раньше срока?

Но со скромностью лучше не перебарщивать. Подняла голову, с интересом обежала глазами клумбы, вычурно постриженные деревья, выстроившихся в шеренгу слуг в канареечных ливреях, парадный фасад господского дома, каменного, трехэтажного, но несколько мрачного, и наконец остановила взгляд на балюстраде террасы. Там, возле вазона с настурциями, спиной ко мне, одной ногой на верхней ступеньке, второй уже на площадке, стоял Линас. Напротив него – высокий широкоплечий мужчина с выправкой военного, в военном же мундире. Чуть позади – женщина неопределенного возраста в модном бордовом приталенном платье и с целым состоянием в ушах. Отец и мать Линаса. Он шатен, она блондинка с вьющимися волосами. Он сама строгость, ее черты, наоборот, излучали мягкость. Но беглое изучение правил света призывало не верить выражению лица. Вот и смотрела будущая свекровь (стану называть ее так, чтобы не запутаться) не ласково, а насторожено, даже недовольно. А губы… Губы улыбались.