Книга (не) истинная. Полюбить вновь, страница 89 – Екатерина Евгеньева

Я замерла, и время для меня остановилось. Я видела, как чёрное чудовище мчится ко мне, неся погибель, но ничего не могла с этим поделать. Человек ничто в сравнении с древним зверем. И в то же самое время видела, нет, скорее чувствовала, что я не одна, что у меня есть защитник, моя опора и твердь. Лайонель в форме дракона встал наперерез чёрному, закрывая меня от предстоящего удара.

Если меня спросить, что я видела, я не смогу ответить. Был лишь взмах лапы коричневого, и резкая вспышка огня потом, и всё кончилось. Несколько мгновений — и бой, так и не начавшись, был окончен. Лайонель, бросившись на мою защиту, одним ударом лапой вспорол брюхо нападавшего, а огонь, видимо чем-то усиленный, завершил начатое, оставляя на месте герцога лишь горсть чёрного пепла, что уродливой кучей лежала на полу. Так закончился суд над преступником, так закончилась эпоха неистинных истинных и погибших жён.

Амалия

Когда с арестами всех заговорщиков было покончено и волнения среди высшей аристократии улеглись и практически сошли на нет, мне наконец-то удалось обстоятельно поговорить с Лайонелем и задать вопросы, что волновали меня всё это время.

Мы сидели на открытой веранде, под тенью деревьев, скрывающих нас от полуденного солнца, и пили травяной чай. Лучи осеннего солнца проникали сквозь крону деревьев и мягко ложились на поверхность стола, отражаясь разноцветными бликами от столового серебра. Я до сих пор жила во дворце, в тех же покоях, куда меня привели порталом в первый же день моего возвращения. Всё так же носила вынужденный траур по мужу и всё так же проводила ночи с моим Нелем.

— Ты говорил, что отрёкся от рода, как же тогда так вышло, что твой огонь стал сильнее? — Этот вопрос очень сильно волновал меня, ведь тогда, в деревне, он не смог выстоять. Иногда мне казалось, что я чувствую отголоски фантомной боли, что испытывала бы, если бы мне нанесли похожие раны. Но ответ герцога на мой вопрос, беспокоит ли его что-то, всегда был неизменным — нет, ничего не болит и не тревожит. А может, я непостижимым мне образом сама забирала на себя эту боль и проживала её вместо него.

— Когда главой рода был мой отец, да упокоится он с миром. — При воспоминаниях об отце Лайонель непременно менялся в лице, становясь грустным и вместе с тем задумчивым. — Силу делили на троих, а к тому же тогда я был безродный и имел только то, что даётся всем при рождении. Я был не в том положении, чтобы тягаться с герцогом с полным объёмом сил, ведь у него не было прямых наследников.

— Но ты всё равно не побоялся и вступился за… за меня и Рафара. Да и за всех, кто там был, пусть и неживых.

— Тогда я меньше всего думал о том, что он сильнее меня. Хотелось прижать его горло к земле и вывернуть внутренности когтями наизнанку. Это были страшные чувства, я не хотел бы испытать их вновь. Смесь боли, бессилия и жажды убивать. Наверное, хорошо, что тогда я не выстоял, иначе так бы и не встретил тебя.

Он ласково взял мою руку в свою и нежно поцеловал посередине, сняв шёлковую перчатку. Тепло его прикосновений отозвалось дрожью во мне, хотелось остановить мгновение, запечатлеть как можно ярче его в памяти, сохранив неизменными все детали.

— А как ваш отец согласился уступить трон? При нашей первой встрече мне показалось, что он предпочтёт находиться на нём, пока миры не прекратят своё существование.