Книга Хозяйка заброшенного поместья, страница 58 – Наталья Шнейдер

Концепция невидимого мира…

— Нечисть грязь любит и боится мыла, — сказала я. — Знаешь, та, которая еду может сглазить или болезнь нагнать?

Дуня кивнула, но видно было, что мои слова ее не убедили. Придется и дальше сочинять.

— Знаешь ведь, что от лихоманки нужно притолоки золой обмыть?

Она снова кивнула.

— А зола — это что? Дерево, которое сквозь огонь прошло.

— Нечисть огня боится, — задумчиво произнесла Марья.

Неужели получится?

— Вот. Мыло — это жир, проваренный со щелоком. А щелок откуда берется?

— На золе настаивают, все знают, — кивнула Дуня.

— Получается, мыло — это все та же зола, — подхватила я. — Поэтому, как с улицы приходишь, нужно руки мыть с мылом, чтобы нечисть сбежала.

Хорошо, что никто из коллег меня не слышит.

— А еще она любит в пыли и грязи прятаться, — продолжала вдохновенно сочинять я. — Поэтому в доме и на кухне всегда особенно чисто должно быть.

— Вот такого я не слышала, чтобы нечисть в земле жила, — недоверчиво проговорила Дуня.

— А где она живет? — спросила я, чтобы выгадать время.

— Да по-разному. Русалки — в лесу, а то, бывает, в поле спрячутся летом да по голове как стукнут, весь день мутная потом ходишь. Банник — в бане, вестимо. Домовой, опять же. Леший. А чтобы в земле…

— Бесы в земле могут жить, — пришла мне на помощь Марья. — Как господь их с неба погнал, так они и попадали, да так в землю и провалились. Поди, и застряли.

— Точно, — согласилась я. — И редкая гадость в ней водится. Взять хоть клостридии… [1]

Я прикусила язык, поняв, что опять чересчур увлеклась.

— Что за клостридий? Не слышала про такого, — подозрительно поинтересовалась нянька.

— Говорю же, гадость редкая. Одни, если с землей в соленья попадут — грибы там или колбасу, — сглазят ее так, что и на тот свет отправить могут. Поешь таких грибочков, немного времени пройдет — сперва в глазах двоиться начнет, а потом и дышать не сможешь.

Дуня охнула, приложила ладонь к груди, тут же — к губам и ко лбу. Марья покачала головой, а я продолжала:

— Другие, если раны сглазят — гангрена начнется или столбняк.

Теперь и нянька повторила Дунин жест. А я, воодушевившись произведенным эффектом, закончила:

— Поэтому в кухню входим только в чистой одежде и обуви. Непременно моем руки. И должна быть своя обувь для грязной работы и отдельная для дома. А про паразитов я как-нибудь потом расскажу.

А может, связать из полосок ткани домашние тапочки? Я представила лицо Виктора, которому предложат этакую обувку и мысленно хихикнула. Стоит связать только ради того чтобы посмотреть на его реакцию.

— Да где ж столько обувки-то взять! — возмутилась Марья, забыв, что барыню надо слушаться.

— Так можно чехлы на обувь сделать, чтобы на улице ходить. — Я наконец сообразила, почему у меня в голове крутились бахилы. Лучше бы, конечно, галоши изобрести, но где ж взять резину-то? — Видела, чем я окно в галерее занавесила? Вот из такой ткани. Чтобы не промокала.

Марья пожевала губами.

— Может, и получится. Дуня вон сарафан себе дошьет и попробует что сделать. А то валенки…

Девушка потускнела, и я поспешила перебить няньку:

— Никто валенки назад забирать не будет, подарок — он и есть подарок.

— Я завтра за лаптями сбегаю новыми, будут для дома! — воспряла Дуня. — Чтобы нечисть не таскать.

Да уж, никогда, кажется, слово «нечисть» не воспринималось так буквально.