Книга Хозяйка заброшенного поместья, страница 74 – Наталья Шнейдер

— Мне не перед кем красоваться. А вот вашей новой пассии может не понравиться ваша синяя холка.

Виктор изумленно на меня посмотрел, потом, будто что-то поняв, усмехнулся.

— Возможно, это немного разнообразит мои... Неважно. В любом случае не вам упрекать меня в неверности.

В самом деле, уж не ревную ли я? Дурь какая!

— Могу специально для вас развести еще купороса, хоть купайтесь в нем. — Я все же захотела оставить за собой последнее слово. — Синяя физиономия разнообразит ваши забавы еще сильнее. Но лучше позвольте Марье проводить вас. В спальне натоплено, можете спокойно вымыться, вода сейчас будет.

Не дожидаясь ответа, я рванула на кухню. Этот тип явно плохо влияет на мои мозги. Веду себя как первоклассница. Осталось только портфелем ему по голове настучать.

И, уже пролетев через кухню и захлопнув за собой дверь прачечной, я сообразила, что переодеться мне абсолютно не во что. Все вещи остались в спальне. Ладно, схожу да заберу что нужно. Только успокоюсь чуть-чуть.

Отправив Дуню за водой — на двоих ее понадобится много, — я стащила с головы платки. Повезло, на волосы почти не попало. Немного промочило скрученную на затылке косу, не страшно, промою в бане вечером. Вот шее и плечам досталось больше. Я скинула куртку — подкладка промокла, и рубаха противно липла к позвоночнику. Сорвала с веревки влажный бинт — как я и велела вчера, Дуня все выстирала, — обтерла плечи и ложбинку между грудей под рубахой. Жаль, что саму рубаху пока снять нельзя. Стащила штаны, надетые в качестве защитного костюма.

Зеркала в прачечной, естественно, не было. Я вернулась на кухню, вгляделась в начищенный до зеркального блеска медный таз, пытаясь оценить масштаб катастрофы. Не так все и страшно. Синий потек у наружного угла глаза, там, где лицо не прикрывал ни платок, ни повязка, еще один на переносице, да и все, пожалуй. Ототру уксусом, а если не возьмет, само сойдет со временем. С шеей хуже, но, если вдруг, вопреки ожиданиям, гости явятся, и ее, и разводы в декольте можно шалью прикрыть.

Я отлила немного уксуса в бутылочку, сунула ее в карман штанов. Налила кипятка в полуведерную кастрюлю. Таз и кувшин уже были в комнате: утреннее и вечернее омовение здесь было принято совершать прямо в спальне.

Марьи видно не было, но из раскрытой двери отцовской спальни доносились шорохи и ворчание на безалаберных горничных. Дверь моей спальни была прикрыта, обе руки заняты, и мне пришлось толкнуть ее попой. Пропятившись в комнату, я развернулась да так и застыла, едва не выронив кастрюлю из рук.

Стоя спиной к двери, Виктор стаскивал рубашку. Солнце, падающее в окно, очертило золотым контуром широкие плечи, и в комнате было достаточно света, чтобы разглядеть, как перекатываются мышцы под кожей, сейчас тоже вызолоченной солнцем. Ни единой лишней жиринки, скульптуру лепить можно.

Снова заколотилось сердце и загорелись щеки. Я рассердилась на себя. Хорош, ничего не скажешь, но разве мало я полуголых мужчин за свою жизнь повидала? Так чего реагирую как девчонка!

В следующий миг кровь бросилась мне в лицо так что жарко стало. Переодеваясь, я просто сложила одежду на сундук — и теперь мои панталоны сияли белоснежными кружавчиками на всю комнату. Как я могла забыть! И Марья не убрала. Вряд ли специально, об «аспиде» она по-прежнему отзывалась не слишком хорошо и не стала бы позорить меня перед ним. Наверное, тоже в комнату не заглянула, прежде чем его запустить.