Книга Хозяйка заброшенного поместья, страница 94 – Наталья Шнейдер

— Петя, спасибо тебе, — обернулась я к парню. — И за верность, и за храбрость. Это никакими деньгами не оценить, но все же возьми. — Я вытащила из кармана монеты, приготовленные, чтобы расплатиться с работниками.

— Да что вы, Анастасия Павловна, это я вам по гроб жизни за руки-ноги обязан! — запротестовал он. — Кабы не вы, был бы я калекой сейчас.

— И все равно возьми. Пригодятся. — Я вложила деньги ему в кулак, отметив, что парень размотал повязки. Пожалуй, можно их уже и не накладывать. — И не стой голым на улице.

— Да разве ж я голый.

— Иди домой, говорю! — приказала я.

— И ты иди домой, касаточка, — вмешалась Марья. — Дрожишь вся. Сейчас чай с медком заведу.

— Это от нервов, — отмахнулась я.

— Не знаю никаких нервов, а простуду знаю. Марш домой, говорю!

Я все же вернула кочергу на место, прежде чем послушаться. Ну что ж, придется навоз для парника самим перетаскивать. Утоптать остатки снега как следует, пока не раскисло все, да на тачке перевезти. Но сначала попить чая и успокоиться. Лучше бы, конечно, десять капель валерьянки на литр коньяка, но чего нет, того нет. И брага еще не добродила, жаль…

— Ох, как бы красного петуха ночью в отместку не пустили! — вздохнула Дуня, когда мы расселись за столом в кухне и я рассказала, что случилось.

— Не посмеют, — сказал Петр. — Они сейчас постараются подальше уйти, пока за ними людей не послали.

Как и Дуня поначалу, он явно чувствовал себя неловко, оказавшись за одним столом с барыней. Приютился в дальнем от меня углу на табуретке и не знал, куда девать руки.

— Да и я на всякий случай ночью покараулю. Отоспался на всю оставшуюся жизнь.

— Ты чего там жмешься, как неродной? — оборвала его Марья. — И вообще, на углу стола сесть — семь лет неженатым ходить!

Дуня залилась краской, Петр опустил взгляд, но передвинулся вместе с табуреткой. А Марья продолжала, будто не заметив их реакции:

— Безобразничать, думается мне, не посмеют.

— Грабить же посмели, — хмыкнула я, лихорадочно соображая, что делать.

От «домового» хоть засовы помогли, а от пожара ничего не спасет.

— Чужие они. — Нянька погрозила Дуне пальцем. — В другой раз, прежде чем барыню, меня зови. А я посмотрю и скажу, стоит ли к Анастасии Павловне допускать или пусть идут восвояси.

— Виновата, — потупилась девушка, и я поспешила вмешаться:

— Ни в чем ты не виновата. Это они решили, что, раз в доме только три женщины, можно поживиться безнаказанно. Вот только действительно ли они сбегут? Или… — Как же называется местная полиция? — …властям нажалуются, и я еще виноватой окажусь, что людей покалечила.

Обвинить меня в натравливании кота на честных граждан вряд ли получится, но, как ни крути, одного я подстрелила. Довольно удачно, если можно так сказать, — я нервно хихикнула про себя. Судя по расположению раны и по тому, как бодро пострадавший махал рукой, убегая, пуля повредила только мягкие ткани плеча. Заживет.

Если не присоединится инфекция — а она непременно присоединится: ни я пулю не стерилизовала, ни он одежду. Вот вроде сами напросились, а все равно муторно.

— Не станут, — отмахнулась Марья. Повторила: — Чужие они. Значит, жаловаться не станут. Это в городе будочника начальство назначает, и дворник может на барина за обиду жалобу написать, хоть и мало толку будет. А у нас, в деревнях, и десятских, и сотских мир выбирает, да и урядники все из своих же. Всех знают, кто да каков. Знают, что барыня сгоряча оплеуху закатить может…