Книга Хозяйка расцветающего поместья, страница 64 – Наталья Шнейдер

— Не совсем. Батюшка был большой любитель поесть. Наверное, это его и сгубило — незадолго до того, как его хватил удар, он был настолько тучен, что ни одна лошадь не могла его нести.

Вот, значит, откуда все эти жирные бульоны и тяжелые блюда.

— Сам я, как ты успела заметить, непривередлив в еде, хотя и ценю хорошую кухню. — Виктор поднес мою руку к губам. — Особенно когда готовишь ты.

— Льстец, — хмыкнула я. — А твоя маменька?

— Вкусно поесть — одна из немногих радостей, что у нее остались.

И все же фигура княгини говорила о том, что радости этой она не предается чрезмерно. Что ж, возможно, и получится что-то изменить.

Подходя к кухне, я невольно хихикнула.

— О чем задумалась? — поинтересовался Виктор.

— Вспомнила тот скандал про Жана и грязные лапти. До сих пор стыдно, но все равно смешно.

Виктор рассмеялся.

— Не будем ему рассказывать, а то бедолаге эти лапти начнут в кошмарах сниться.

— Не будем, — согласилась я.

Муж потянул дверь, пропуская меня на кухню, оказавшуюся куда просторней и той, что была в моей усадьбе, и кухни в городском доме. Кто бы ни обустраивал ее, он явно был гурманом.

Большую часть помещения занимала русская печь, да не беленая, а выложенная белыми изразцами от пола до потолка. Рядом с ней пристроилась высокая и узкая печка, похоже, с двумя духовками. Между ними расположился цилиндрический котел с краном для горячей воды. Неподалеку стояла вторая печка… Нет, пожалуй, плита, и мне сразу стало понятно, откуда появилось такое название. Рабочей поверхностью служила чугунная плита, и высотой она была как привычные мне кухонные, и даже такой же белой и блестящей, только не из-за эмали, а из-за все тех же изразцов. В углу стоял кирпичный очаг с вертелами, под дымоходом виднелось что-то вроде лопастей. Я пригляделась — в самом деле, там было установлено колесо с крыльями, и, когда в очаге горел огонь, поток горячего воздуха, уходящий в трубу, вращал это колесо, а оно, в свою очередь, заставляло крутиться вертела, с которыми соединялось цепью вроде велосипедной.

Вдоль стен в три ряда тянулись полки, уставленные медной и луженой посудой. На верхних разместились крышки — медные за ручки на гвоздях, белые луженые лежали, наполовину свешиваясь с полки. Ниже теснились кастрюли всех размеров, от огромных до крошечных, сотейники и противни, расставленные строго по ранжиру. Под полками расположились широкие столы на крепких подножках, почти полностью закрытые противнями, листами для выпечки и прочей утварью.

Центр кухни занимал огромный выскобленный добела стол. Неподалеку стояла колода для рубки мяса, удивительно чистая, учитывая ее предназначение. Рядом с русской печью расположился еще один стол, судя по висевшим над ним скалкам — для работы с тестом.

Кухня выглядела как владения опытного военачальника — все продумано, все под рукой, каждый предмет на своем месте.

И сам военачальник обернулся ко мне и коротко поклонился.

— Чего изволите, Анастасия Павловна? — спросил он с едва заметным акцентом.

Если бы не белоснежный колпак и такие же сияющие чистотой фартук и нарукавники, я бы не признала в этом мужчине повара. Жан был невысокий, щуплый, носатый, с широкими черно-седыми бровями, почти сросшимися на переносице, и очень подвижным лицом, которому он безуспешно пытался придать невозмутимость. Но все же было очевидно, что мое появление его обеспокоило.