Книга Больница на Змеиной Горе, страница 72 – Наталья Шнейдер, Анна Платунова

У них есть три вещи, которые в этом мире не купишь ни за какие деньги: любовь, время и надежда. Любовь, которая не позволит ему сдаться: даже если бы Белинда написала, что лекарства нет, он продолжал бы искать.

Но средство было. Мозг твари. В книгах, имевших больше историческое, чем практическое значение, мозг мороса упоминался наряду с рогом единорога и желчью девственницы. Последнюю – если допустить, что в этом имелся хоть какой-то практический смысл, – достать было проще. В конце концов, дуоденальное зондирование хоть и неприятно, но безвредно, а девственницы встречаются куда чаще, чем моросы.

Надо написать отцу. Ланс редко обращался к нему за помощью, считая, что взрослый человек должен уметь самостоятельно разбираться со своими проблемами. Но сейчас было не до гордыни: возможности лорда-канцлера куда больше, чем у провинциального целителя. Ланс очень сомневался, что в какой-то лаборатории сохранился всеми забытый стазисный ящик с нужным ингредиентом, и, в отличие от Белинды, надеялся вовсе не на это. В конце концов, мозг мороса есть в самом моросе – том самом, что едва не убил Лори и будет пытаться убить ее снова и снова. Ланс не собирался с ним церемониться.

Как бы хорошо тварь ни пряталась, люди отца ее найдут. Они уже ищут, потому обязательно нужно предупредить, чтобы, убив тварь, сохранили мозг.

Ищут и найдут, но для этого нужно время. Между двумя приступами прошло несколько недель. Ланс отчаянно жалел, что не записал дату первого – в тот день встревоженный отец в нем все же возобладал над целителем. Но если приступы не следуют один за другим, значит, что-то мешает моросу непрерывно тянуться к жертве. Белинда писала, что приступы будут учащаться. Возможно, дело в магической и эмоциональной связи. Если предположить, что с каждым приступом она становится крепче – тогда с каждым разом моросу становится легче найти жертву.

Ланс в который раз посетовал, что в этой глуши нет нормальной библиотеки. Он чувствовал бы себя куда уверенней, если бы не приходилось нащупывать решение вслепую, почти без знаний. И все же он надеялся, что следующий приступ не окажется смертельным. Подобно тому как бактерии и вирусы не собираются убивать носителя – им лишь нужно место для питания и размножения, так и моросу не нужна смерть Лори. Ему нужна пища: боль и страх. Та эмоциональная связь, что устанавливается между хищником и жертвой, наверняка делала «недоеденную» добычу куда лакомей, чем та, что в избытке имелась вокруг: иначе моросы бы не преследовали чудом спасшихся так настойчиво, что это вошло в легенды. Он попытается добраться до жертвы как минимум еще раз.

Знай Ланс, как обезвредить эту тварь, вернулся бы с дочерью в столицу и растрезвонил об этом на каждом углу. Но морос легко одолел шестерых боевых магов – да что там, и Грейс, и он сам били по чудовищу, не жалея сил, но не убили, а лишь заставили сбежать.

Сбежать. Почему морос сбежал, а не добил Лори? Ведь с отцом тогда приехало совсем немного разумных, и магов не больше, чем тех, кого тварь уже одолела. Так что заставило ее сбежать?

В окно стукнула ветка дерева, сбив его с мысли. Ланс глянул в кромешную темноту.

Глупо волноваться. Грейс вышла на улицу всего минуту назад, и вполне объяснимо, что она не стала зажигать светлячок. Хотела побыть одна. Поплакать, если начистоту, и свет в таком деле вовсе ни к чему.