Книга Везучая Натали, страница 131 – Анна Платунова

Натали высунулась из окна, прикидывая расстояние до поверхности — высоко. И если волдыри на руках и стертые колени болели до сих пор, значит разум воспринимает все происходящее реальностью. Прыгнут — разобьются. Тут и сказочке конец…

— Уголек! — она взяла его за руки. — Знаю, что тебе страшно, но нам придется спуститься по ступеням. И что мы с тобой — маленькие, чтобы боятся какой-то там старухи! Плюнем на нее, она и рассыплется!

Уголек посмотрел недоверчиво, но спорить не стал.

— Ладно, идем, — вздохнул он. — Я первый.

— Это почему?

— Я мальчик и буду тебя защищать.

Ната не смогла сдержать улыбки — Ройл оставался собой даже сейчас.

— Давай вместе! — она протянула руку.

Лестница начиналась под деревянным люком в полу, Ната потянула крышку за кольцо — в лицо ей дохнула жаркая, липкая темнота. Ступени удалось разглядеть не сразу, но глаза постепенно привыкли, и она увидела их. Каменная лестница вилась спиралью, Ната насчитала пять ступеней, остальные скрывались за поворотом. Узкая — не развернуться если что, отступать придется спиной. И идти придется поодиночке, зря пообещала Угольку держать его за руку.

— Я первая, — сказала она твердо, чтобы Угольку и в голову не пришло спорить. — Держись прямо за мной.

Маленький Роланд засопел, но промолчал.

В узком проходе между серых стен было темно и душно. Возникло ощущение, что они спускаются на дно колодца. Шаги гулко отражались от стен, и казалось, что впереди и сзади их сопровождают невидимые спутники.

Они спускались уже очень долго и по ощущениям давно должны были достигнуть выхода. Но не выхода, не старухи в капюшоне не наблюдалось. Нате стало тревожно: что если они так и будут идти и идти вечность в этой темноте, без надежды выбраться наружу. И сколько прошло уже времени? Может быть, и сама она давно мертва там, во внешнем мире, а здесь остался лишь ее призрак, обреченный на бесконечный спуск по спирали все ниже и ниже. Стены давили и воздуха не хватало.

— Роланд, — крикнула она, не сдержавшись. На секунду стало так страшно, что сердце едва не выскочило из груди.

— Я здесь! — он коснулся сзади ее ладони.

Ната, чувствовала, что у нее от волнения подгибаются ноги и села на корточки. Роланд присел рядом.

— Отдохнем, да?

— Да… Уголек! Почему эта башня? Почему дракон? И старуха эта! Ох, ты, наверное, даже не понимаешь, о чем я говорю…

Она закрыла лицо руками. Надо сосредоточится, надо подумать… Но мысли разбегались, внутри была только пустота и страх.

Мальчик вдруг заговорил, глядя в пол:

— Мне кажется, будто я в каком-то сне. Что это все не совсем настоящее. Я, наверное, сплю в своей комнате, а башня, дракон и смерть — они просто пришли из сказки, которую мама читала на ночь.

— И что за сказка?

— Сказка про сына дракона. На него уже при рождении наложили проклятие, потому что его отец дракон погубил много прекрасных девушек. Это была месть за его злодеяния. Попросили самую жестокую колдунью, чтобы она заколдовала ребенка, потому что другим в последний момент становилось его жаль. И проклятие это заключалось в том, что сын дракона, который выглядел как обычный ребенок, должен был губить всех, кого любит. Смерть шла за ним попятам и касалась своей костлявой рукой всех, кто был ему дорог. Сначала умерли все, кто решался вырастить мальчика. И в конце концов не осталось никого, кто захотел бы проявить к нему хоть капельку сострадания. Все гнали его прочь. И в один из дней он покинул город — больше он никому не был нужен здесь, никто не хотел помочь. Он пошел скитаться по лесам и долинам, одинокий и несчастный. Другой ребенок давно бы уже умер от голода и болезней, но сын дракона не был обычным мальчиком. Ему не страшен был ни холод, ни голод — он прекрасно обходился без еды и воды, и не замерзал даже в метель. Иногда добрые жители деревень и маленьких хуторов, которых он встречал по пути, не зная ничего о мальчике, хотели его приютить. Но проклятие не оставило его, и когда однажды утром все члены семьи, забравшей его к себе в дом, не проснулись, он решил, что больше не позволит себе ни к кому привязаться. Так он и шел вперед и вперед, пока не превратился из ребенка в мужчину.