Книга Эйна из Третьей зоны. Трава на асфальте, страница 58 – Арина Остромина

Одной такой баночки хватало на несколько недель, мама варила эту «бодрость» только в выходные, когда родителям не надо было спешить на работу. Я ждала, когда весь порошок закончится, потому что баночку потом отдавали мне. Мама тщательно прополаскивала её водой, но запах всё равно оставался. Я ставила в банку карандаши – рисовать я начала рано, когда ещё не знала, что это потом пригодится в школе.

Я тогда и подумать не могла, что карандаши скоро будут казаться мне большой ценностью! В приюте, если бы я не поступила в школу, я бы больше никогда не увидела карандашей. Воспитанниц никто не учил читать и писать, но ведь рисовать они могли бы и без специальных уроков? Однако в приюте никогда не было ни бумаги, ни письменных принадлежностей. А что плохого, если бы нам просто выдавали блокноты и карандаши и разрешали самим рисовать картинки – пусть неумело, не по-настоящему? Ведь в нашей зоне хватает синтетической бумаги и карандашей. В школьной библиотеке они лежат в больших ящиках, и любой ученик может брать, сколько надо.

Иногда я размышляла об этом. Мне казалось, что главная цель приютских наставниц – сделать всех воспитанниц одинаковыми. С такой одеждой, как у нас, это было легко. Правда, мы всё равно пытались хоть чем-то отличаться друг от друга: нам разрешалось носить шарфики и платочки, и мы не упускали случая их надеть.

Но почему наставницы не давали девочкам рисовать, этого я не понимала. Наверное, думали, что это может разбудить фантазию. Так недалеко и до вольнодумства: начнут задавать вопросы, сомневаться. А это до добра не доведёт. Даже меня в приюте ругали, если заставали за рисованием. Хоть мне это и не запрещалось, наставницы всё равно ворчали, что уроки надо делать в школе, а не выпячивать тут свои особые потребности. Не знаю, почему их раздражало моё рисование. Боялись, что научу кого-нибудь?

А тогда, дома, я приносила в комнату новую банку, рассматривала со всех сторон и обязательно срисовывала с неё голубой цветок. Слово «цикорий» мама мне говорила, но я его сразу забывала – только потом, уже в школе, на уроке ботаники услышала и сразу вспомнила нарядные баночки, которые пропали вместе с карандашами и остальными вещами.

В маминых праздничных наборах цикория не было: она работала мастером, а не инженером, как папа. Ей дарили только обычные продукты, поэтому никаких других ритуалов у нас в семье не было – про чай я знала только из книг. А теперь, у Армины, я сама его заваривала и казалась себе чуть ли не принцессой из сказки. Или скорее служанкой королевы, потому что Армина для меня была настоящей королевой. Она столько всего знала, у неё дома было столько необычных вещей – разноцветные коврики, округлая мебель, яркие подушки на диване. И даже на столе я сначала расстилала специальный кусок ткани с узорами, а потом уже ставила на него посуду. Ни моя мама, ни тётушка Марта так не делали.

Я неторопливо накрыла на стол. Мне нравилось делать это медленно, наслаждаясь каждым мгновением – именно так мои родители пили цикорий. В квартире Армины я чувствовала себя спокойно и уверенно, как будто снова обрела дом. Конечно, я понимала, что я здесь ненадолго, только до окончания школы. Но иллюзия была такой упоительной, что я разрешала себе не думать о будущем.