Книга «Линкольн» для адвоката, страница 50 – Майкл Коннелли

Почти тотчас из верхнего репродуктора загремел голос:

– Отойдите от стекла. Оба отойдите от стекла и сядьте на место, иначе собеседование будет окончено.

Я покачал головой и чертыхнулся. Собрал фотографии вместе и вернулся на стул. Менендес тоже сел.

– Охранник! – окликнул я.

Я наблюдал за Менендесом и ждал. Никто не шел.

– Охранник! – крикнул я опять, уже громче.

Наконец дверь открылась, и на моей половине комнаты появился охранник.

– Вы закончили?

– Нет. Мне нужно, чтобы он посмотрел на эти фотографии. – Я показал пачку.

– Сделайте это через стекло. Ему не разрешается что-либо от вас получать.

– Но я их тут же заберу назад.

– Не важно. Вы не имеете права ничего ему давать.

– Но если вы не позволяете ему подходить к стеклу, как он их увидит?

– Меня это не касается.

Я махнул рукой, сдаваясь.

– Ладно, хорошо. Тогда могли бы вы побыть здесь с минуту?

– Зачем?

– Понаблюдать. Я собираюсь предъявить ему фотографии и если он кого-то опознает, хочу, чтобы вы это засвидетельствовали.

– Не впутывайте меня в ваше дерьмо.

Он пошел к двери и скрылся за ней.

– Проклятие! – сказал я.

Я перевел взгляд на Менендеса:

– Ладно. Тогда так, Хесус, я все равно тебе их покажу. Возможно, ты узнаешь кого-нибудь из них с того места, где сидишь.

Одну за другой я поднимал и останавливал фотографии примерно на расстоянии фута от стекла. Менендес подался вперед. Когда я держал первые пять, он смотрел на каждую, немного раздумывал, потом качал головой. Но на шестом снимке я увидел, как глаза его вспыхнули. Похоже, какая-то жизнь в них все-таки сохранилась.

– Вот этот, – сказал он. – Это он.

Я повернул фото к себе, чтобы убедиться. Да, им оказался Руле.

– Я помню, – настаивал Менендес. – Он самый и есть.

– Ты твердо уверен?

Менендес кивнул.

– Почему ты так уверен?

– Потому что я знаю. Пока сижу здесь, думаю про ту ночь все время.

Я кивнул.

– Кто он? – спросил Хесус.

– Пока не могу этого открыть. Просто имей в виду – я пытаюсь вытащить тебя отсюда.

– Что мне надо делать?

– То, что ты делал до сих пор. Сиди тихо, береги себя и постарайся остаться целым и невредимым.

– Да уж, и невредимым…

– Я все понимаю. Но как только у меня что-то появится, ты сразу об этом услышишь. Я хочу освободить тебя, Хесус, но это может занять некоторое время.

– Ведь ты мне велел сюда отправиться.

– В тот момент я полагал, что другого выбора нет.

– Почему ты даже не спросил меня: ты убивал ту девушку? Ты мой адвокат, но тебе было наплевать. Ты даже не слушал.

Я встал и громко позвал охранника. Потом ответил:

– Для того, чтобы на основе закона защищать тебя, мне не требуется ответ на этот вопрос. Если бы я спрашивал моих клиентов, виновны ли они в тех преступлениях, которые им вменяют, очень немногие сказали бы мне правду. А если бы и сказали, возможно, тогда бы я не смог защищать их в полную силу.

Охранник открыл дверь и посмотрел на меня.

– Готов идти, – сказал я.

Я взглянул на часы и прикинул, что если не попаду в пробку, то пожалуй, успею на пятичасовой авиарейс обратно до Бербанка. В крайнем случае на шестичасовой. Я бросил фотографии в портфель и закрыл его. Обернувшись, снова посмотрел сквозь стекло на Менендеса, который все так же сидел на своем стуле по ту сторону.

– Могу я просто прижать руку к стеклу? – спросил я охранника.

– Только скорее.

Я перегнулся через конторку и приложил к перегородке ладонь с растопыренными пальцами. Я ждал, пока Менендес сделает то же самое, ответив на тюремное рукопожатие.

Менендес встал, наклонился вперед и плюнул на стекло.

– Ты тогда даже не пожал мне руку, – сказал он. – Я не пожму твою.

Я кивнул. Мне показалось, что по его акценту я даже понял, откуда он родом.

Охранник, насмешливо фыркнув, велел мне пройти в дверь. Через десять минут я находился вне тюремных стен – хрустел подошвами по гравию парковки, направляясь к моему арендованному автомобилю.

Я проделал четыреста миль ради пяти минут, но именно эти минуты выпили все мои силы. Думаю, самая низкая точка на графике моей жизни и профессиональной карьеры наступила часом позже, когда автопоезд вез меня обратно в аэропорт, к терминалу «Юнайтед эйрлайнз». Поскольку мне не пришлось уже следить за дорогой и за тем, чтобы успеть в срок, я только и размышлял об этом уголовном деле. Вернее, о двух делах.

Я уперся локтями в колени, положив лицо на руки. Воплотился в реальность величайший страх моей жизни, причем происходило это уже в течение двух лет, только я этого не знал. Не знал вплоть до последнего времени. Передо мной предстала невиновность, а я не разглядел ее, не распознал. Я бросил ее в топку прожорливой судебной машины, как все остальное. Теперь невиновность стала холодной, безжизненной, мертвой, словно ее запрятали в крепости из камня и стали. И с этим грузом мне предстояло жить.

Сознание того, что, выйди мы на судебный процесс, Хесус скорее всего находился бы сейчас в камере смертников, мало радовало. Невозможно было утешиться тем, что мы избежали фатального исхода, так как теперь я знал доподлинно: Хесус Менендес невиновен. Настоящая редкость, почти чудо – невиновный человек, – явилась мне, а я ее не распознал. Я от него отвернулся.

– Не задался денек?

Я поднял голову. В вагоне напротив меня, но несколько наискосок, сидел человек. Остальные места пустовали. Выглядел он лет на десять старше меня, а редеющие на лбу волосы придавали ему умудренный вид. Вероятно, он даже являлся адвокатом, но меня это не интересовало.

– Все в порядке, – сказал я. – Просто устал.

И я выставил руку ладонью наружу – в знак того, что не хочу разговаривать. Обычно я езжу с наушниками (какими пользуется Эрл), вставив их в уши и протянув проводок в карман пиджака. Они ни с чем не соединяются, но это удерживает людей от разговоров. Сегодня утром я слишком спешил, чтобы про них вспомнить. Слишком спешил, чтобы дойти до такой вот опустошенности.

Мужчина понял намек и больше ничего не говорил. Я вернулся к своим мрачным мыслям о Менендесе. На практике итог заключался в том, что мой клиент виновен в убийстве, за которое другой мой клиент мотает пожизненный срок. Я остро нуждался в правильном решении, нужно было выработать какой-то план, раздобыть доказательства. Но в данный момент, сидя в поезде, я мог только думать о потухших глазах Хесуса Менендеса, потому что знал: я и есть тот самый человек, который погасил в них свет.