Онлайн книга «Переполох в Академии Сказок»
|
А Богумил — вот он, рядышком бежит. Трижды споткнулся, перепутал повороты, хоть и вырос, как девицы говорили, в Академии, пока матушка его и батюшка уму-разуму недорослей учили. А потом и вовсе лбом в ворота угодил, будто не приметил, что они закрыты. Потирая ушибленную голову, сын Ивана-царевича недовольно буркнул: — Ты не подумай чего, это отголоски колдовства древнего. — Ну да, — фыркнула с усмешкой Лукерья. — Еще про порчу расскажи. Глаза богатырю для чего даны? Чтоб в них глядеть да примечать всякое: ворота там, пеньки… — Тьфу на тебя, — обиделся Богумил. А потом неожиданно рассказал. — Говорю же, колдовство. Маленький я больно шустрый был, нянька моя, чаровница, как она сама говорила, да что-то сомнения меня обуревают, старая да скучная. Днями меня пыталась за книги усадить, а я в окошко — и бегом. Вот и наложила чары, чтоб бегал помедленней, да обо всякое мало-мальски видимое препятствие спотыкался. Пока я кочки да поленца перепрыгивал — она догнать успевала. Сейчас-то уж сошли чары, но случается, нет-нет, да и проявятся. Луша кивнула. Заколдовать-то нянька его могла, тут спору нет. Была б на ее месте Лукерья, чего покрепче бы придумала. Но вот в то, что они до сих пор проявляются, ведьма не поверила. Скорей уж дело было в том, что Богумил по натуре своей был невнимательным и неловким. И что ей с таким соратником делать? Такой в бою так спасет, что голову другу снесет. Ну и свою может, смотря куда промахнется. Одна надежда на Горыныча. Трехголовый змей мирно почивал в своей пещере. Нежданные гости, свалившиеся ему прямехонько на выставленное кверху сытое пузо, не то чтобы не обрадовали, скорей даже разозлили. — Сгинь, нечисть треклятая! — завопил Горыныч, открывая разом все шесть имеющихся глаз. Луша, которую в пещеру столкнули, не спрося разрешения, с брюха спрыгнула и, на всякий случай, отошла к пологой стене, чтоб змий ее в гневе хвостом али крыльями не зацепил. А Богумил как сидел на Горыныче, так и остался, да еще и рукой помахал, мол, здорова. От такого трехглавый и вовсе рассердился, взревел трубой, выпуская три тонких огненных струи в невозмутимого до этого мгновения богатыря. Подпалил ему штаны на самом подходящем для приключений месте, да так, что Богумил взвыл от обиды, подскочил на ноги и собирался было погрозить другу кулаком, но тот и не думал останавливаться. Пока две головы бодро выдыхали пламя, заставляя богатыря плясать прямо на горынычевом брюхе, третья напевала бодрую песню. Луша не выдержала и звонко засмеялась. Горыныч поперхнулся дымом и уставился на нее тремя парами глаз. — Лукерья, — хором закричали головы, огромная чешуйчатая туша заворочалась, стряхивая с себя изрядно помятого и основательно подпаленного Богумила. — И тебе хорошего дня, — засмеялась ведьма. — Случилось чего? — полюбопытствовала средняя голова. — Соскучилась, никак, — предположила правая. — Соскучилась, конечно, — подтвердила Луша. — Ну и наказ ваш выполняю, приглядываю, вот. Она качнула головой в сторону отплевывающегося Богумила. Пригляд ему точно лишним бы не был: рубаха на богатыре разорвана, на скуле ссадина от неловкого падения. И это он еще в битве не побывал Лукерья озадаченно погрызла нижнюю губу, а потом решила, что одна голова хорошо, а четыре — больше придумают. Села на выпирающий из стены приступочек, да и рассказала Горынычу все, как на духу. Удивительно, но богатырь тоже слушал внимательно, ни разу не перебил. А потом молвил: |