Книга Прибежище из серы и тьмы, страница 175 – Люсинда Дарк

Мои слова дрейфуют, а мысли — нет. Ты постоянно спрашиваешь себя… действительно ли ты живешь ради них? Или это ложь, которую ты говоришь себе, чтобы найти предлог не приставлять клинок к своему горлу и не присоединиться к ним в потусторонней тьме?

Чувство вины разъедает сердце, которое разбито, но все еще бьется. Печальна душа, которая жаждет воссоединения с другим человеком, которого больше не существует. Она выживает, несмотря на пустоту, которая сейчас в ней.

Ариадна хватается за прутья и прислоняется к ним, прижимая свое только восстановленное тело к камню с такой силой, что удивительно, как она не порезалась о зазубренные края. — Ты будешь жить дальше, — говорит она. — Я страдала не ради того — я отдала все то время, которое могла провести с тобой, — чтобы ты в конце концов умерла.

Мой язык распухает во рту, занимая так много места, что угрожает задушить меня, прежде чем я смогу снова заговорить. — Тогда помоги мне… — Шепчу я. Меня больше не волнует, что я умоляю. Я сделаю это. Чтобы спасти Руэна, я буду лгать, обманывать, воровать и… Я буду умолять.

Глаза Ариадны блестят от непролитых слез, она склоняет голову так низко, что прижимается к решетке. Я жду, и только когда она приоткрывает губы, я понимаю, что все остальные разговоры позади меня прекратились. Никто не разговаривает. Ни Теос. Ни Каликс. Ни Кэдмон. Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, наблюдают ли они за нами. Я просто жду ее ответа.

— Откройте камеры, — говорит Ариадна, Богиня Теней. Ее руки убираются с решетки, и она отступает назад, выпрямляясь, когда поднимает голову и смотрит на меня. По моей спине пробегает лед.

— Я… — У меня нет возможности сказать ей, что я не знаю как, прежде чем раскаленная добела молния проносится мимо меня и врезается в скалистую форму тюремных прутьев. Камень крошится, и сыплется пыль.

Отшатнувшись, я прикрываю рот и кашляю, даже когда меня подхватывают крепкие мужские руки. Подняв взгляд, я вижу только твердую челюсть Теоса на мгновение, прежде чем поднимаю взгляд на остальную часть его лица. Он смотрит на меня сверху вниз, поднимает ладонь, и из нее вылетает еще одна молния. Я бросаю взгляд на результаты его усилий.

Оставшиеся части прутья камеры отламываются настолько, что образуется открытое отверстие. Ариадна, не теряя времени, выходит из отверстия, образованного молнией Теоса. Кажется, что она становится выше, гордее, сильнее, когда выпрямляется с другой стороны.

Громкий треск эхом разносится по коридору, и мы трое оборачиваемся, чтобы увидеть, как Каликс пробивает прутья клетки Кэдмона, пока то же самое не происходит и с ним. Открывается отверстие, достаточно большое, чтобы Кэдмон мог проскользнуть внутрь. Мой взгляд падает на их запястья.

— Если вы собираетесь нам помочь, нам нужно их снять, — бормочу я. Кандалы, которые опоясывают их запястья, очевидно, сделаны из серы и, вероятно, являются причиной того, что им было трудно сбежать из своих камер.

Я смотрю на манжеты из темного камня, хмурясь от того, с какой крепостью они стянуты. Сера естественным образом ослабляет Богов — атлантов… фейри… или кем бы они там ни были, черт возьми. В туго затянутых наручниках нет необходимости.

Словно почувствовав мое внимание, Ариадна поднимает руки и поворачивает запястья взад-вперед. — Мой отец — жестокий человек, и при этом осторожный, — говорит она задумчиво. — Думаю, если бы он надел это на тебя, я бы давно попыталась его убить. Болты, вбитые в запястья, было тяжелее всего выносить — особенно в первый год плена. А теперь легко. Я уже забыла, каково это — идти, куда хочешь, не говоря уж о том, каково — чувствовать свою силу полностью.