Книга Боярышня Воеводина, страница 142 – Елена Милютина

Ответ сорвался мгновенно, почти не думая:

— Вы правы, мне приходилось носить разное, но мужицкое, никогда.

— Опять лезешь вперед Рюриковичей, Бутурлин, — сел на своего конька Гагарин.

— Переведите, пожалуйста, простите, не знаком с вами, Рюриковичу Гагарину, что согласно его любимому местничеству неприлично перебивать персону более знатного рода, когда она с кем-то беседует. К сожалению, я сам лишен этой возможности.

Василий Морозов, тоже понимающий аглицкий, но говоривший на нем плохо, все понял и рассмеялся.

— Что же ты, Федор Леонтьевич, просьбу княжича не выполняешь? Склоки не хочешь? Тогда я переведу. По аглицкии не говорю, но понимаю.

И перевел.

— Спасибо, Василий Петрович — поблагодарил Михаил.

— Узнал?

— Еще бы, ваши ехидные замечания во время наших упражнений с дядей вашим, Борисом Ивановичем, долго помнятся.

— Как у шведов оказался?

Разговор так и продолжился, Воеводы на русском, Михаил на аглицком. Бутурлин иногда переводил Гагарину, когда тот просил.

— Послан был с поручением. Сначала в Польшу, надо было пробраться к Сапеге, передать Филарету письма, и переговорить с ним. Повезло, нашел возможность. И передал и переговорил.

Тут его прервал опять Гагарин.

— И что, Филарет поверил вот так, просто, что ты из России послан?

— Конечно. Его келейник Симеон, в миру Сергей Муромский, брат мой старший. Брат брата всегда узнает. Так вот, возвращаюсь. Переговорили. Филарет посоветовал вначале со шведом замириться, Густав Адольф явно хочет у Сигизмунда Ливонию отнять. И заодно отомстить за все пакости, что тот его отцу строил. А мы ему мешаемся. Воевать на два фронта ему несподручно. Особенно после Тихвинской конфузии. Так что поехал к Густаву. По дороге узнал, что тот на Псков нацелился. Удалось предупредить Москву. Не знаю, что вам послали, но в фельдмаршала Горна ваши стрелки явно прицельно стреляли. И в короля заодно. Но король нам нужен был. Без подписи действующего монарха никакой договор недействителен. А у Густава пока детей нет. В Швеции свара начнется, Сигизмунд опять полезет на трон, а он с нами мир заключать не станет. Вот я Густава и спас — повалил на землю, сам легко ранен был, но доверие его приобрел полное. А в госпитале случай и произошел, из-за которого я языка родного и лишился. Лекарь мне пулю из спины вытаскивал, неглубоко вошла, но сознания лишился. И, почти себя не контролируя, обложил доктора с чувством, матушку его помянул. По-польски, и по-русски. Он и спроси, откуда знатный шотландец русский матерный выучил. Соврал, что специально, что бы в Англии более знатных людей ругать, а они бы ничего не понимали. Поверил, однако. Вот, когда я от огня прикрывался, и вспомнил этот случай. Понял, что не дай бог, не удержу щит, обгорю, а в госпитале по-русски выражусь, шведы сразу поймут, кто им вселенскую катастрофу устроил. И много чего другого. Вот, потратил силу и наложил молчание на русскую речь. А теперь снять не могу. Силы пока не хватает.

— Что, так жить хотелось? — опять влез вредный Гагарин.

— Жить всем хочется, но иногда умереть не страшно, особенно, когда долг выполнен — с усмешкой сказал Михаил — но одно дело от огня умереть, хоть и плохая смерть, но все-таки быстрая, и чистая. Другое — от рук палачей вражеских. А уж Густав наверняка что-то особое тому, кто его планы сорвал, придумал бы!