Книга Боярышня Воеводина, страница 143 – Елена Милютина

Бояре головой покачали, сочувственно.

— И как выжил? — спросил Морозов.

— Щит удержал, и получилось жилу водную наружу вытащить, ключ возродить. Но выложился почти под ноль, и стены у оврага, где прятался, размочил так, что сам выбраться не смог. Больше суток в яме провалялся. Хорошо, добрые женщины вытащили. Одеждой, какая нашлась, поделились. Мое платье все в грязи пропало, не отчистить.

— Понятно. Значит, шведам немцем представлялся?

— Нет, шотландцем. Джорджем Мак-Виртом, виконтом Мори. Виконт, это значит сын графа. Не слишком знатно, но все-таки лорд, Лэрд по-шотландски.

— А почему шотландцем, не англичанином?

— Аглицкий я лучше всех других языков знаю, но акцент есть, не чисто говорю. А шотландцы тоже похоже говорят, и английский у них тоже не чистый. Вот и сделали шотландцем, тем более, в Европе их мало знают, считают дикарями. Так что на промахи в манерах никто внимания не обратит. Меня этикету — их манере общаться только полгода учили, всему за это время не обучишь. Но, получилось, никто не заподозрил русского.

— Мы просим не обижаться, но полностью пока поверить не можем, — высказался за всех Морозов.

— Пошлем птицу на Москву, попросим, может, кого из твоей семьи пришлют, личность удостоверить. Голубь дня в два расстояние покроет.

Михаил покачал головой.

— Чем недоволен? — опять вылез Гагарин.

— Не недоволен. Понимаю, что быстрее голубя связи нет. Но, по моим расчетам, мой слуга Микки уже к Твери подъезжает! А он письма везет, что я написал, в расчете, что умереть придется. Что, если он вперед голубя до Москвы доберется! Что дома будет! С матушкой, с Анной, это жена! С отцом! А если голубь не долетит?

— Предложить хочу — вмешался Бутурлин — пожертвуем еще одним голубем. Пиши записку, что жив. Знаешь, как для голубей писать? Один из голубей точно доберется. Так что или ту, или другую весть получат.

Позвали слугу, приказали принести перо, чернила и тонкую бумагу. Михаил сел писать, уже не прибегая к уловкам. Адресовал отцу.

«Отец, если вы уже прочли мои письма, что привез Микки, знайте, это ошибка. Я жив, Микки просто выполнил мой приказ. Сейчас я у своих, но вызываю подозрения тем, что не могу говорить по-русски. Сам себя заблокировал, сил снять заклинание, нет. Если можно пришлите кого-нибудь из братьев, подтвердить мою личность. Ваш сын Михаил. Живой»

— Мать не просишь успокоить?

— Отец сам все знает, и мать и Анну в неведении не оставит.

— Хорошо, сейчас тебе одежду приличную принесут, переоденешься, и ужинать будем. Там расскажешь, как тебе удалось шведа пожечь. Проводите княжича в его комнату!

Михаила проводили в светлую комнату, с печью и кипой одежды на кровати. Начал примерять такие родные одежды. Прежде всего, нашел исподнее. Выбрал шелк. Грубое полотно причиняло беспокойство. Затем, рубаха, тоже шелковая, вышивка грубая, не чета Аннушкиной, но что есть. Верхние порты бархатные, носки, сапоги сафьяновые, выбрал кафтан тоже бархатный. Хотел парчовый, но маловат оказался. Сверху охабень теплый, по осеннему времени, на горностаевом меху. Не такой теплый, как зимний, но соболем отделанный. И мурмолку, тоже с соболиной окантовкой. Потом тафью заметил, бархатную. Хоть на длинные волосы и неудобно, но поддел под мурмолку. Поясом кафтан подпоясал. Охабень на плечи накинул, руки в рукава не вдевая, пропустил в разрезы специальные. Слуге, ожидающим, если помощь потребуется, приказал рукава на спине сколоть, что бы не мешались. И вышел к ужину именно тем, кем привык быть — княжеским сыном.