Книга Рапунцель: принцесса без башни, страница 27 – Надежда Мамаева

Мне пригрезилось, что я снова бегу от той самой черной тени. Только не одной. Теперь душ, жаждавших отмщения, был целый легион. Они плыли за мной по молочному туману, беззвучно воя, а их ледяное дыхание обжигало пятки. Я очутилась в лабиринте улиц родной столицы, тех самых, по которым порой плутала, сбегая из дворца в одежде простолюдинки. Мостовая. Мокрая. Холодная. По ней подметки башмаков стучали особенно гулко.

Перекресток. Аллея. Подворотня. Тупик… В нем-то тени и стали наползать на меня, грозя вот-вот поглотить.

«А-а-а-а», – заорала я в кошмаре.

– Тише-тише, принцесса, – отозвалось убаюкивающе, и кто-то погладил меня по спине во сне.

– Не хочу быть ни принцессой, ни королевой, – сквозь дрему возразила я и вцепилась что есть силы во что-то большое, теплое и твердое. Крепко вцепилась, с когтями. Точно рысь. – И вообще…

Послышались треск ткани и сдавленное шипение, а следом за ними удивленный вопрос:

– Почему?

– Опасная работа. На такой и убиться недолго… – ответила я чистую правду, сладко зевнув.

– Интересная ты девушка, Пуни, – хмыкнул мой сон, после чего превратился в темноту без звуков, образов, погонь и страха.

Очнулась же я, когда в окна комнаты заглянул закат. Не такой, как во дворце, где солнце величественно, волоча за собой шлейф багрянца, удалялось за черепичные крыши домов. Этому шествию светила по небосводу не хватало лишь фанфар для апофеоза торжественности.

Здесь же день прощался с природой смиренно, как богомолица, шепчущая вечернюю молитву. Солнце напоминало румяное, печеное яблоко из сада, склонилось к самым верхушкам дубов и берез. Зацепилось за острые лапы и, казалось, не хотело уходить, разливая по небу растопленный мед. Тот медленно стекал по стволам деревьев, окрашивал пожухлую траву в цвет янтаря и ложился на ковер, лежавший на полу комнаты живыми, трепетными пятнами.

И тишина вокруг стояла особая, предвечерняя. Не мертвая, но полная жизни. Где-то вдали, на прощанье, прокричала птица – коротко, один раз. Во дворце чаще всего кричали вороны…

А здесь… все было иным. Без затаенной тревоги. И это несмотря на то, что, по словам Ронга, к полночи должна прийти за отмщением очередная душа. Но до этого времени еще далеко.

Солнце коснулось макушек кленов, вызолотило те изнутри, поцеловало гроздья рябин, отчего они, и так багряные, и вовсе будто вспыхнули жгучим смущением, и закатилось… Лес за окном разом потемнел, небо стало отдавать зеленцой, как лед в глубоком озере. И на нем затеплилась первая робкая звезда – время, когда обычно подавали ужин.

Вспомнив о последнем, я встрепенулась: обещала же Сычу готовить, а сама… подскочила с кровати, позабыв про ногу, и… взвыла. Причем не оттого, что в лодыжке стрельнуло, а потому как на стопу упала книга.

Мне потребовались все мое воспитание, выдержка и плотно стиснутые зубы, чтобы не выругаться. Вслух. На думы вето брани не распространялось.

Это был не фолиант, а настоящий булыжник. Как он вообще оказался на кровати?

Спустя несколько медленных вдохов и долгих выдохов, когда ко мне вернулась способность связно и достойно выражать свои мысли и чувства, а не только выражаться, я подняла книгу с пола. «Искусство кулинарии для чайников, или Как не умереть с голоду и не отравить гостей». На испранском. Должно подойти. Во всяком случае, язык соседей родного королевства я знала неплохо.