Книга Рапунцель: принцесса без башни, страница 30 – Надежда Мамаева

Ну… В целом… мой тыквенный «шедевр» был похож на пирог. Круглый, высокий, с трещинкой по центру начинки. Если не смотреть на тот самый подгорелый бок, он даже выглядел аппетитно.

Я отломила кусочек с «здоровой» стороны. Обожгла пальцы. Подула. Сунула в рот.

И… Он получился вкусным! Настоящим! С хрустящей корочкой и нежной, сладкой мякотью внутри. Я даже возгордилась!

Вальпургия, все время моей эпохальной битвы за ужин, лежавшая в углу кухни, обошла меня и пирог кругом, смерила его своим кошачьим взглядом и фыркнула, явно давая понять: «Мясо лучше». Тут я даже спорить не стала.

– Зови хозяина, – велела я этой мохнатой критиканше, про себя добавив «и ищи его тоже».

Потому как у меня были большие сомнения в том, что смогу разыскать Сыча быстрее, чем пушистая хищница.

К слову, хвостатая привела Сыча быстро. Я только-только чай успела заварить. А после рысь уселась всей своей пушистостью перед столом с пирогом, намекая, что хоть моя стряпня – и не мясо, но отведать ее киса таки изволит. И вообще, не такая я и плохая кулинарка. Пришлось дать откат за такой подкат в особо сдобной валюте.

Киса заурчала, уплетая кусок пирога. Сыч, который отчего-то был в другой рубахе, нежели утром, и отчего-то с повязкой на глазах, хоть и не урчал, как его питомица, но тоже был доволен. Он ел молча, но я то и дело ловила на себе… будь он без тряпицы на лице, сказала бы взгляд. Но нет. Это скорее было внимание. Не навязчивое, прилипающее намертво, словно смола, не пренебрежительное. Как к чокнутой принцессе. А… словно Ронгу была интересна сама я – сомнительная девица, сидевшая на его кухне.

– Зачем тебе эта ткань на глазах? – не удержалась я от вопроса.

– Многих раздражает слепой взгляд, – пожав плечами, пояснил маг как само собой разумеющееся.

– Знаешь, я, похоже, не отношусь к большинству, – призналась я, вдруг осознав, что меня эти шоры на Ронге раздражают. И без задней мысли добавила: – Мне ты нравишься больше безо всяких повязок.

– Я тебе нравлюсь? – иронично протянул маг. Кажется, у него даже бровь под тряпицей приподнялась.

А я, заерзав на скамье, ощутив, что, несмотря на разделявший нас стол, мы стали как будто ближе, причем возмутительно ближе, и поспешила пояснить:

– В смысле, меня не пугает то, как ты смотришь. А тебя самого, кажется, эта ткань раздражает. Так что, если хочешь, сними, меня это ничуть не смутит…

Вышло сбивчиво, и я уже успела пожалеть, что вовсе просила о черной тряпице, будь она неладна. А еще о том, что не стала сервировать ужин в столовой. Там-то расстояние между мной и магом было бы побольше.

Но, накрывая на стол, я руководствовалась немного другим. И нет, не тем, что на кухне проще и не нужно нести пирог, тарелки, приборы в зал. Просто… Вчера мы ели здесь. Да, место, не подобающее для сиятельного (а я отчего-то не сомневалась, что Сыч – благороден если не по крови, то по духу – уж точно), но, кажется, хозяин был не против. А мне самой даже малая обеденная зала претила. Видимо, у меня была аллергия не только на глупость (я с нее прям полыхала), на яды (они плохо переваривались), на клинки под ребрами (оставляли следы почище оспы), но и на светскость, которую я в новой жизни плохо переносила.

Зато Вальпургия, похоже, нетерпимостью не страдала. Ее все устраивало, если это вкусно, сытно и рядом еще и печка греет. Свою порцию она слопала первой, громко облизываясь, а после устроилась у ног Ронга, урча. От этого тихого утробного звука, исходившего из кисиного мурчала, от уютного тепла печи и от того, что я наконец-то поела досыта, по телу разливалась ленивая, сонная истома. Даже лодыжка почти не ныла и ушибленный мизинец лишь немного напоминал о себе.