Книга Наследие, страница 98 – Джой Моен

— Пришли сюда по работе? — спросила женщина, меняя тему разговора, и махнула рукой в сторону мужчин семьи Бондар.

Отец и сын, Ронан и Лукас, стояли поодаль, всячески избегая общество женщин Гамильтон. Элисон была рада, что полицейские появились только сейчас и не имели удовольствия стать свидетелями постыдной сцены в церкви, когда муж ее сестры, повысив голос громче допустимого даже вне стен дома Господня, обвинял старшую Гамильтон в черствости, жадности и корысти. По лицу Мелоди женщина догадывалась, что в ее адрес лилось еще много нелицеприятных слов, и с трудом подавляла в себе желание заткнуть уши дочери или рот несчастному родственнику, но слушать перестала — сразу после неприкрытого обвинения в причастности к смертям их семьи. Довод был достаточно веский — Элисон была единственной на их веку, в ком течет кровь Гренхолмов и кому удалось пережить отметку в двадцать лет и не вернуться в Уотертон в деревянном ящике.

«И все же ты сюда вернулась!» — такими были последние услышанные Элисон слова Ронана, они же теперь пульсировали у нее в мозгу, не давая покоя. Что если обратной дороги не будет? Может в скором времени она станет ближе к Софии, чем когда бы то ни было, не в силах справиться со злым роком, нависшим над семьей. И все же у злого рока должны быть имя и руки, всадившие меч в упругое девичье тело.

— Нет, я уже пообщался с Бондарами. Мы даже проверили их алиби, если вам это интересно, — произнес Густав, вырывая собеседницу из раздумий. — Конечно, ход следствия важен для них, но думаю, они уедут на первом же поезде, как только Софию надежно укроет слой влажной земли. Кстати они выразили четкую позицию по поводу дома — он ваш.

— Да, Ронан не преминул мне об этом сказать. Намерение отказаться от доли в наследстве он выплюнул в меня как проклятие, — сказала Элисон и хихикнула, не в силах сдержаться.

Она еще помнила те дружеские отношения, которые связывали их, пока он не остался с двумя детьми на руках и разбитым сердцем после смерти Шарлотты, помнила, как подрагивали веснушки на пухлых щеках, когда комнату заливал его громкий смех, и как огненно рыжие волосы светились подобно солнцу. Но от мужчины из воспоминаний осталось слишком мало — с другой стороны от вырытой ямы, в нескольких метрах от Элисон стоял рано начавший седеть мужчина с поблекшим, изрытым морщинами лицом и нервно подрагивавшим рукам. Смерть дочери ударила по нему слишком сильно, состарив на десяток лет, лишив заодно и надежды.

— Чем дольше общаюсь с вашей семьей, тем больше не понимаю, откуда взялось такое предубеждение против Уотертона, поместья Гренхолмов, семьи, — задумчиво покачал головой Густав.

— Я как-то уже говорила вам, сложно сидеть за одним столом и переглядываться в надежде понять, кто станет следующим, — сказала Элисон, но затем отмахнулась с тихим вздохом. — Ах, вам этого не понять, вы ведь не верите в связь между всеми смертями. Но оглянитесь!

Мужчина послушно обвел присутствующих взглядом, пытаясь понять, о чем говорит Элисон, но она лишь нахмурила брови и дернула его за рукав.

— Нет! Вы смотрите на живых. Посмотрите на мертвых!

Взгляд мужчины переместился ниже — на каменные надгробия, сделанные в едином стиле, но в разные времена. Поначалу он не понимал в чем смысл этой игры, и между нахмуренных бровей пролегла морщинка, но спустя несколько мгновений глаза увидели знакомые имена — Лайла, Ванесса, Ливия, Шелби, Мария, Шарлотта — и все встало на свои места. Все эти женщины были здесь, и вот София присоединяется к тем, кого не смогла узнать.