Книга Сердце шута, страница 32 – Кэтрин Болфинч

– Ты точно не хочешь спать?

– Хочу, – призналась я, еще раз зевнув. – Но не хочу оставаться одна. Никогда не думала, что моя жизнь так круто развернется.

– Никто об этом не думает, а жизнь умеет и любит удивлять, – задумчиво отозвался он. – Я тоже не думал, что буду переживать о том, чтобы девушка не родила в моей машине.

– Конечно, ведь более вероятно было то, что она в ней залетит, – всплеснула руками я. Хорхе снисходительно улыбнулся, задержал взгляд на моем лице, затем отвернулся к стене, а я глянула вниз, замечая на себе легкую больничную сорочку, прозрачную сорочку.

Щеки залила краска, а мне хотелось провалиться под землю от стыда. Конечно, почему бы не засветить грудь едва знакомому парню через день после родов. Я натянула одеяло почти до подбородка. Черт. Я даже не хотела думать, во что превратилась моя фигура. Не сказать, что я о ней переживала, но все же…

Я взглянула на люльку, в которой спал Генри, что-то в груди сжалось от теплоты и всеобъемлющего чувства любви.

Кажется, я все же начинала жить.

– Я рад, что ты в порядке, – неожиданно сказал Хорхе, привлекая внимание.

– Спасибо, – прошептала я, потянувшись вперед. И придерживая одеяло одной рукой, коснулась грубых пальцев Хорхе своими, вымещая в одном касании все, что хотела сказать, но почему-то не могла.

– Не за что, Ана, – улыбнулся он.

Дверь в палату неожиданно открылась, Хорхе сел, я откинулась на подушки. В проеме возникла Мартина, пристальным взглядом оглядев маленькую комнатку.

– Девочка моя! – воскликнула она и почти бегом направилась ко мне, позволяя рассмотреть пятнистое платье, большие серьги-кольца, кудрявые волосы, уложенные на один бок в короткой прическе, которые уже тронула седина, россыпь браслетов на запястьях, звенящих при каждом движении.

Мартина относилась к категории женщин, про которых обычно говорили «необычная». Она могла менять мужчин как перчатки, давать вредные советы, курить целыми днями и пить просекко вместо кофе в семь утра. И при всем этом она считала такой образ жизни правильным. Хотелось бы мне научиться у нее такой же легкости и свободе.

Иногда Луиза напоминала мне ее. Обе яркие, громкие и совсем не стеснялись самих себя.

Тетя заключила меня в объятия, едва не сломав ребра.

– Где наш малыш? – Я расплылась в улыбке, больше не чувствуя себя такой одинокой. Кивнула в сторону люльки и обернулась на Хорхе, но заметила лишь его спину. Он выходил из палаты. С его уходом стало как-то слишком пусто, тускло, словно в комнате выключили свет и она погрузилась во мрак.

– Какой красивый мальчик, – проворковала Мартина, подхватывая ребенка на руки. – Ты уже придумала имя? – Она перевела взгляд на меня. Я улыбнулась, отвлекаясь от Хорхе, и кивнула:

– Генри. – Мартина замолчала, и я была уверена, что она сдерживала слезы. Я не стала говорить, что это имя придумала не я. Как бы она отнеслась к тому, что его придумал другой мужчина? Все-таки Мартина растила Генри почти со школьной скамьи, видела его первые провалы, драки, ходила на собрания и выясняла отношения с учителями. Он вырос у нее на глазах, хулиганил, попал в семью Перес. Мартина побывала на его свадьбе, а затем на могиле. Она видела весь его путь от рождения до смерти и теперь смотрела на его сына, на своего внука. И это разбивало сердце не только мне.