Книга Лисы и Волки, страница 92 – Лиза Белоусова

Ветер, холодный и колючий, казался спасением – приятно морозил шею и лицо, целовал ладони и щекотал бока, забираясь под расстегнутое пальто. Когда я перешел на другой конец улицы, понял, насколько освободился от боли. Идти стало проще.

Зима из жестокой и недовольной дикой собаки превратилась в светящегося заботливого ангела, обвившего мою шею белоснежными руками, погружающего в целительный сон.

Глаза слипались, но закапываться в снегу было бы ненормально, поэтому я поставил цель добраться до дома и там забраться под одеяло и отдохнуть.

Я и не заметил, как подошел к рассаженным возле подъезда деревьям – кривым, с осыпавшейся корой и причудливо завитыми стволами, как в фэнтези-книгах об эльфах, вяжущих узлы из древесины при помощи магии, и покрытыми замерзшими почками. Их посадили десять лет назад по требованию старушек, жалующихся на пустоту во дворе, но они разрослись так, что заняли половину детской площадки и накрыли ее сетью переплетенных ветвей. Они будто держались за руки – кого-то это умиляло, а на меня всегда нагоняло мрачное предчувствие неотвратимой беды.

Если бы не треск, раздавшийся из их недр, я бы и не очнулся. Запер бы дверь и отправился в постель. Но он заставил вскинуть голову. Пустая дорога, заметенная снегом, машины, недвижимыми изваяниями замершие возле тротуара, качели, карусели и мрачный уголок деревьев, чужой, враждебный, как описание, вырванное из контекста.

Что-то склизкое надавило на плечи и впилось в шею острыми зубами; щупальца, длинные, тонкие и шуршащие, обвились вокруг сердца, сжав его до предела. Невидимый лед пригвоздил ноги к земле.

Я рванулся, но не смог даже податься вперед.

Сердце упало в пятки, едва догадка осенила разум: причина не в позвоночнике – если бы Изенгрин сломал его так, чтобы меня парализовало, меня бы нашли на полу в том самом классе. Регенерация проходила как следует. Значит, магия.

Которую я не умею блокировать. Даже если бы хотел, ничего не поделал бы – у меня нет магических способностей, перед колдовством я беззащитен.

Ни продохнуть спокойно, ни спастись бегством, ни взгляд перевести. Ничего. Если неведомый маг решит уничтожить меня, ему ничто не помешает. Я просто разлечусь горсткой золотой пыли, даже не успев пожалеть об этом.

От дерева отделилась тень – женский силуэт в черном балахоне, пятно на фоне белоснежного снега. Капюшон закрывал ее лицо до кончика носа, так что виднелись только искривленные красные губы. Пальцы, обтянутые черными перчатками, неестественно скручивались.

Я сделал попытку открыть рот.

Тень подняла руку, протянув ее ко мне, и алые губы растянулись в оскале. В следующий миг она прошептала, с видимым наслаждением сжав кулак:

– Гори.

За все время, проведенное в одиночестве в комнате, меня так все достало, что потребность в вымещении плохого настроения перешла в ранг жизненной необходимости. Порой смертную тоску разбавляли визиты Пака и Арлекин, неизменно пытающихся побудить расследовать дело о таинственном маньяке-поджигателе. Иногда приходил Изенгрин, к счастью, уже без Солейля, да и брат забегал со странными просьбами. Однако все было не то, не так.

Поэтому к концу своеобразного заключения, вместо того чтобы грустить о скором выходе в ненавистную школу, как я бы делала в столице, я грызла ногти и едва сдерживала порыв вернуться в класс, неважно даже, лисий или волчий. Форма висела на самом виду, расправленная по вешалке, почти идеальная – для красоты я даже привязала на пиджак ленту, к центру которой прикрепила волчий зуб, подаренный Изенгрином.