Книга Война и потусторонний мир, страница 132 – Дарья Раскина

Глаза Азовьи Врановны заблестели. Она повертела зеркальце на поясе и взглянула на Петра:

– Вы правда верите в то, что говорите?

– Да! – ответил Петр со всей искренностью. – Несомненно.

Азовья Врановна притянула его и коротко обняла.

– Оставайтесь здесь, – сказала она, прикладывая платок к уголкам глаз, – я поговорю с сестрицей.

Легкие ее туфельки едва слышно зашуршали по каменному полу, а Петр с усилием разжал пальцы. Пот неторопливо остывал на его разгоряченном лбу.

Он привалился к колонне, ощущая затылком приятный холод камня, и попытался вновь вызвать в памяти голос сестры. Слишком настоящим он был, слишком ясно раздавался, слишком разумно говорил – и именно то, что сказала бы Сашка. Возможно, следует всего лишь снова позвать ее? «Сандра?.. Сандра, дружище, неужели ты правда слышишь?»

Сначала в мыслях звенела лишь тишина, но спустя мгновения Петру показалось, что что-то… отзвук… или эхо? Что-то донеслось, будто дуновение ветра… будто запахло клеверным лугом, травянисто и медово…

– Волконский, мне нужно с вами объясниться.

Петр вздрогнул и открыл глаза. Проклятый упырь, чтоб ты провалился…

– В этом нет необходимости, – отмахнулся он раздраженно. Не было желания выслушивать оправдания, тем более сейчас, когда Петр, возможно, хотя бы в грезах едва не услышал Сашку.

– И все же выслушайте меня. – Лонжерон подошел вплотную, маяча своим длинным носом, не позволяя отступить или даже отвернуться. – Вы наверняка выдумали себе… черт знает что!

– Не призывайте.

Лонжерон взмолился:

– Пьер!

По лицу его стало очевидно, что он не отстанет.

– Хорошо, говорите.

Убедившись, что их не подслушивают, Лонжерон вздернул подбородок.

– Вы видели местных белок?

Петр нахмурился. Это еще к чему?

– Допустим.

– А такую же в кабинете ее величества – заметили?

– Ну, скажем, заметил – только какое это имеет отношение? – Петр начинал кипятиться.

– Вы сейчас все поймете. – Лонжерон прочистил горло. Он провел рукой по волосам, снова покашлял. – Когда между Лесным и Медным царствами заключалось перемирие, царицы обменялись дарами. Малахия среди прочего прислала одну из своих волшебных белок, а Иверия – особое зеркальце… – Лонжерон зажал нижнюю губу и провел по ней клыком, будто причесывая. – Видите ли, это зеркальце имеет особое свойство: оно показывает того, кого пожелаешь, – в живом мире. Ее величество позволяла мне пользоваться им, пока оно было в ее распоряжении, но после обмена подарками…

– И кого вам так сильно нужно видеть среди живых?

– Пока мы летели на шаре, помните, Лизавета Дмитриевна спросила меня…

Он замолчал.

– Ваша мать и сестра, – догадался Петр. – Я помню. Я еще помню, вы сказали, что никогда не вспоминаете о них, потому что былое должно остаться былым – иначе оно становится отравой.

Лонжерон сложил руки за спиной и выровнял плечи.

– Я испросил у Азовьи Врановны позволения заглянуть в зеркало, чтобы увидеть семью, и она разрешила, на этом наше общение завершилось. Я надеюсь, это объяснение удовлетворяет вас?

– Вполне, – согласился Петр, хоть он никогда и не просил объяснений. Внезапно вспомнив о Сашкином голосе, спросил: – То зеркало – оно показывает кого угодно? Где угодно?

– В живом мире, – напомнил Лонжерон, сразу догадавшись о цели его вопроса. – Мертвецы ему недоступны.

Петр опустил голову, смиряясь, что надежда его снова не оправдалась.