Книга Золотая нить богини, страница 159 – Евгения Санакоева

– Нет! – оборвала его Теона. – Чтобы покончить с ним, мне нужна нить! Не отвлекай меня.

Ее пальцы утопали в мерзкой черноте, заменяющей Мортелу кровь, вокруг слышались не дающие сосредоточиться крики ее друзей, но ни один золотой виток не хотел показываться наружу. Или Сестры ее обманули, или она действительно не была достойна владеть силой Дочерей Ночи, или же попросту не была к ней готова.

– Белка, соберись! – приободрил ее Тин.

Рядом с ними упала Вероника, на которую набросился один из огромных псов, который уже занес раскрытую пасть над лицом Видящей. Белый дернулся в ее сторону, чуть не выпустив Мортела из рук. Но пса сбили с ног Катарина и Буль-Кир, скидывая его с платформы. Однако Вероника не поднималась, продолжая лежать без движения.

– Не смей отпускать! – заметив его порыв, крикнула Теона.

Она уже давно потеряла Бона из виду и всеми силами гнала от себя мысль, что раз он не приходил ей на помощь, то мог быть уже мертв. Но сейчас на кону стоял весь мир, а не только их жизни и их счастье. Именно за мир она боролась и ради него должна была победить.

Она еще раз запустила пальцы в рану на груди Мортела. Тот закричал так громко, что где-то в небе ему эхом ответил гром. У нее оставался последний шанс: воспользоваться той силой, которую она ни у кого не занимала и не отбирала, которая принадлежала ей как наследнице Тасмин и которую помогли ей осознать и принять Великие. Видеть то, что скрыто. Она представила божественную нить жизни и поманила ее к себе. Едва заметная ниточка, толщиной с волос, блеснула в черной полости. Теона закрыла глаза и подозвала ее ближе.

Бон летел со змеиного столпа вниз, из последних сил хватаясь за Генриха и не давая ему ускользнуть. Скатившись с живого пьедестала Мортела, они оба приземлились в огромную лужу, заполненную жидкой грязью и остатками выкорчеванных деревьев. Бон упал спиной на камень, прятавшийся в толще мутной воды, и взвыл от боли, ослабив хватку и выпустив Генриха. Дядя, приходя в себя, попятился на нетвердых ногах. Его темное призрачное лицо было вновь перекошено ненавистью к племяннику. Самым отвратительным было то, что это одновременно лицо убийцы и лицо его давно потерянного отца.

– Ты сдохнешь, щенок, – выплюнул Генрих, – а я верну себе свое королевство.

Бон, с трудом поднявшись, стоял по колено в луже напротив дяди, растирая горящую от боли спину и не находя в себе силы ответить. Генрих воспользовался его слабостью: навалился на племянника, опрокинул его на спину и, схватив за шею, начал топить в грязи.

Мутная вода проникала в рот и ноздри, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Бон хватался за плечи дяди, пытаясь оттянуть его от себя, но, казалось, из его стальной хватки выбраться было невозможно. Ненависть лжекороля не знала границ. В конце концов он выдернул Бона из воды и закричал ему прямо в ухо:

– Я не дам тебе умереть быстро, я хочу, чтобы ты мучился! Как мучился я, столько лет притворяясь отцом такому уродцу!

Генрих снова окунул голову короля в холодную воду. Воздух в легких кончался, и Бон стал отключаться, теряя сознание. Закрыв глаза, он представил Теону, которая сейчас сражалась с Мортелом. Понимая, что умирает, Бон мысленно отправил ей послание:

«Прости меня, прости меня, О́ни. Ты была моим светом. Я очень тебя любил».