Онлайн книга «Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе»
|
– Пожалуйста! Просто скажи так, как я прошу! Он читал мои мысли? – Хорошо, Мишка, я не буду сердиться. Обещаю… Он мял мою руку в своих руках, как будто это была не рука, а носовой платок. – Я давно хотел тебе рассказать. Я не знаю почему – давно уже все прошло. В смысле время. Но я врал тебе. Я виноват очень. Я больше не могу с этим один… Ты точно не будешь на меня сердиться? Я слушала его и ничего не могла понять. Речь явно была не о том, о чем мне нафантазировалось в электричке. Это было что-то совсем другое. Подумалось только: «Надо же, когда-то и я хотела ему все рассказать, потому что не могла носить в себе. А оказывается, и у него есть такое…» Он потянул меня за руку к себе. – Сядь ко мне на колени, пожалуйста. В этот раз я не спорила и послушно села, чтобы только он не останавливался больше и говорил. Он крепко прижал меня к себе и снова замолчал. Потом чуть расслабил объятия и сам как будто обмяк сразу. Мне захотелось пожалеть его, успокоить: – Ну ты сам же говоришь, что все прошло… Не переживай так! Ну что там было? Может, и не надо говорить? – Я спал с твоей мамой… – Спал… Как спал? Когда? – Как?! – И пауза красноречивее слов. – Ну ты же обещала не сердиться. Ты не сердишься? – Нет, не сержусь, не сержусь. Я все еще сидела у него на коленях. Точнее, в этот момент я перестала понимать, где и почему я сижу и что сейчас происходит. Как будто на минуту или больше я потеряла связь с реальностью. А еще как будто все стало черно-белым. И немым. Как старое кино. Мишка что-то еще говорил и даже, кажется, целовал меня… А может, не целовал… Я только помню – губы его шевелились. Я поднялась с его колен. И реальность стала постепенно возвращаться вместе с ее красками и звуками. Но она все равно была уже какой-то другой, не прежней. Доносились обрывки фраз: – …С тобой ссорились. Я пил… С твоей мамой продолжал общаться… Она зубы говорила чистить… Школу прогулял тогда… Она понимала меня… Мне казалось, я влюбился в нее… Хотелось заткнуть уши и не слушать этот кошмар и не рисовать страшные картинки в голове… Но я не могла не слушать. А он говорил и говорил: – Потом письмо это! Я написал, что так нельзя, что больше не приду и еще… Хотел передать… Мама нашла… Моя. Устроила твоей скандал, и нам запретили тогда встречаться… Он уткнулся лицом в ладони и заплакал так горько, как ребенок. Никогда до этого он не плакал. Никогда. Пронеслись картинки: мы на дне рождения у Алисы, потом идем домой, и мама обиделась на меня… Потом мы с ним в лесу и записки наши… – Прости, пожалуйста… Не сердись на меня… Это такая ошибка! Все из-за меня… – Ну не плачь, Миш, – я машинально трепала его волосы на макушке. – Мне сейчас идти надо. Я опаздываю уже. Ты посиди, успокойся. Все уже. Все прошло… Хорошо? Я пойду? – Мы еще увидимся?! Ты будешь разговаривать со мной? Будешь?! – Конечно. Ну давай, пока… И я развернулась и ушла, не оглядываясь. Почти убежала – боялась, что он будет меня звать или останавливать. Но он не стал. Что было в этот день дальше, как я работала – я не помню. Как будто я была живая и неживая одновременно. Атрофировалось все. Постепенно, уже вечером, вместе с нежеланием верить в этот бред снова стали всплывать в голове обрывки воспоминаний про какое-то письмо, про ссору мам, про запрет общаться и про то, как он несколько раз при встречах намекал на какую-то тайну, о которой я не знаю… Бред какой-то. Может, он сам это придумал? Это его фантазии. Этого просто не могло быть, потому что… Он почему-то хочет обвинить мою маму, оболгать ее. Зачем он так?! Никто не имеет права… Даже он… |