Книга Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе, страница 144 – Аля Кружинина

Вечером мама встретила меня около дома. Мы, как всегда, пошли прогуляться – она рассказывала что-то веселое. Прямо светилась вся. А потом обняла меня и чмокнула щекотно в шею…

Я прорыдала всю ночь.

Есть жизнь, а есть ночной кошмар. Эта история так и осталась для меня ночным кошмаром. А ночной кошмар может восприниматься как реальность, может запомниться надолго или даже на всю жизнь – но при этом не станет частью реальности. Он всегда будет чем-то отдельным, просто плодом фантазии.

Следовало ли мне признать это все реальностью? Следовало ли допытываться до истины, размахивая шашкой направо и налево, как я любила делать в школе? Возможно, в каких-то ситуациях это делать сто́ит. Но тут… Было, не было – какая разница. Однако это признание Мишки, эта фантазия, эта история – называйте, как хотите, – каким-то образом лишила меня застарелого чувства вины. Ведь когда я была наказана за желание встречаться с ним, я правда считала, что виновата в чем-то, просто не знаю в чем. Иначе пришлось бы признать, что меня наказали без вины, просто так. И теперь, когда Мишка рассказал все это, ко мне вдруг пришло осознание, что не все плохое в этой жизни происходило и происходит по моей вине. Что у происходящего могут быть какие угодно причины, от меня никак не зависящие, и я не всегда причина чьих-то расстройств и неудач. И поэтому не надо брать ответственность за все и всех, не надо пытаться всех понять. Пусть они живут со своими чувствами, проблемами, со всеми их тараканами. А мне бы со своими разобраться. Может, я наконец повзрослела тогда?

Но однажды я все же решила, что надо поговорить на эту тему с мамой. Я хотела просто рассказать ей, что как-то встретила Мишку и он наплел мне какую-то чушь. И по ее реакции понять, правда ли это. Может, это жестоко? Да, только в том случае, если правда. Но я верила маме. И очень хотела, чтобы все это оказалось воспаленной фантазией Мишкиного мозга. И чтобы мы просто посмеялись над ним и над его нереальным бредом.

Зря он мне все это выложил тогда.

Осень кончилась. Наступила зима. Как-то я возвращалась очень поздно и мама по обыкновению вышла меня встретить – прогуляться. Я подумала, что сейчас. Мы брели по пустынной заснеженной улице. Я собиралась с духом, придумывала, как мне сто́ит начать, хотя уже тысячу раз представляла себе этот разговор. Мама молчала, как будто тоже о чем-то думала. И вдруг сказала:

– А ты Мишку когда последний раз видела?

Сама спросила – не я! Прочитала мои мысли и застала врасплох?

– Кого? Мишку? —Не хватало еще спросить «какого Мишку». Меня стало немного подташнивать.

– Ну да, Мишку. – Она была необычайно спокойна, но в голосе чувствовалась грусть.

– Давно уже не встречала, – пробормотала я. – Где нам с ним встречаться?

И я поняла, что никогда не смогу спросить ее об этом и эта тайна будет только моей. Поняла и успокоилась.

Молчание затягивалось.

– Почему ты спрашиваешь? Что-то случилось?

– Думала, ты знаешь. Его судят сейчас. Он человека убил.

Человека убил?

Слова прозвучали очень просто, словно речь шла о чем-то повседневном. Поэтому она долго молчала? Собиралась с силами, чтобы произнести фразу как можно равнодушнее, с максимальным безразличием, как что-то больше ее не касающееся? Чтобы не напугать меня и не испугаться самой?