Книга Призрачная империя, страница 28 – Рина Харос

Девушка лет двадцати с бледной кожей отщипывала тонкими пальцами хлеб, отправляла жалкие крохи в рот, морщилась и выплевывала их на обшарпанный деревянный пол, где скопилась вязкая жидкость, напоминающая то ли вино, то ли кровь. Одета она была в простое ситцевое платье с розоватыми рюшами, которые были чуть ярче, чем само одеяние. На руках – перчатки, скрывающие ожоги: пока девушка пыталась дотянуться до очередного лакомства, стоящего на столе поблизости, я увидел, что кожа местами вздулась и полопалась, грубые шрамы опоясывали ладони, словно кандалы. Когда незнакомка заметила, что я наблюдаю за ней, то потупила взгляд и яростно начала натягивать перчатки выше, чтобы больше никто в комнате не заметил ее изъяна. В жестах была нервозность, присущая большинству служанок, но она не походила на такую – напротив, прямая спина, чуть приподнятый вверх подбородок и сами манеры выдавали в ней благородную кровь и происхождение.

Спустя какое-то время мне наскучило наблюдать за дергаными и монотонными движениями девушки, и я перевел фокус внимания на другого человека. Мужчина, который до этого сидел и прижимал пышногрудую женщину и разбавлял гнетущую атмосферу темной комнаты без окон шутками, куда-то исчез – должно быть, они с любовницей решили уединиться и покинуть пределы помещения, которое по неизвестной причине будто стало уменьшаться в размерах. Давящее чувство проникло под кожу, распространяя зуд, который был схож со множеством комариных укусов в летней резиденции, куда сам зачастую приезжал, чтобы хорошо провести время в компании опытных девиц и алкоголя. А я ведь так и не смог познать истинного вкуса жизни. Смерть пришла нежданно, не дав прожить и пятнадцати лет.

Обострение оспы. Накануне, в праздник Крещения, проходил парад и чин водосвятия на Москве-реке. День выдался необычайно морозным, и, видимо, сама судьба распорядилась, чтобы именно тогда я подхватил простуду. Поначалу врачи и лекари говорили, что быстро пойду на поправку, поскольку организм молодой, еще не отравленный множеством болезней. Но как же они ошибались! В один из дней начался сильный жар, схожий с бредом, во время которого порывался поехать к сестре, Наталье Алексеевне, чтобы сказать, как сильно по ней скучал. Закричав что было сил, я испугал прислугу и сиделок, сидевших около моей кровати круглосуточно, заставил запрячь лошадей и ехать к женщине. В порыве агонии не заметил, как они обменялись многочисленными взглядами, а затем в проеме появился доктор, имя которого я даже не удосужился запомнить. Он говорил, что скоро все будет хорошо, через несколько дней поправлюсь, а потом я почувствовал, как острие иглы вонзилось в кожу на шее, погружая в сладостную дрему. Прежде чем провалиться в беспокойный сон, вспомнил, что моя сестра была мертва. Но я так сильно, так отчаянно хотел воссоединиться с родной душой, что, видимо, Бог услышал молитвы, и вскоре моя жизнь оборвалась – скончался поздней ночью в Лефортовском дворце Москвы и был погребен в царском некрополе Архангельского собора Московского Кремля.

Воспоминания о смерти отозвались в душе тупой болью, но я отмахнулся от этого чувства, привстал с дивана, схватил стакан с налитым до краев вином и осушил в несколько глотков, чувствуя, как блаженное, давно забытое ощущение невесомости окутывает все тело, отключая разум. Девушка в очередной раз сплюнула хлебный мякиш на пол, посмотрела на меня исподлобья и нахмурилась, вызвав волну негодования. Вскочив, я схватил ее за плечи и встряхнул, удивившись, откуда у пятнадцатилетнего покойника столько силы. Незнакомка удивленно вскрикнула и прикрыла руками грудь, будто боялась, что обесчещу ее прямо здесь, в грязном кресле, обивка которого висела лоскутами. Я замер, пытаясь собраться с мыслями и образумить вырвавшееся наружу безумие, но девушка издала судорожный стон, чем только распылила огонь внутри. Грубо оттолкнул ее от себя и вжал спиной в изголовье кресла, одной рукой обхватив запястья и обездвиживая, а второй задирая подол ситцевого платья, что так легко и непринужденно скользило по бедрам. Она пыталась кричать, вырываться, но страх и беспомощность незнакомки действовали подобно морфию. Когда моя ладонь соскользнула по прохладной коже девушки, я ощутил чужое присутствие в комнате, но не подал виду. Наклонившись, грубо впился в губы незнакомки поцелуем, ощущая соленый вкус слез, которые текли по ее щекам. Добравшись пальцами до клитора, я чуть надавил на него и вздрогнул, когда грубый, хриплый голос послышался из-за спины: