Книга Сиа, страница 5 – Анюта Соколова

Первым чувством был обоюдный страх. Люди испугались тёмной меди кожи, ярко-оранжевых, как у филинов, глаз, густых огненно-алых львиных грив, нечеловеческой, змеиной гибкости, странного языка жестов и птичьих трелей, молчаливости и отсутствия внешних эмоций. Сиа пришли в ужас от белых гигантов, шумных, крикливых и корчащих рожи. И всё же и мы, и они были разумными расами и, несомненно, нашли бы общий язык — рано или поздно.

Если бы не мьесс Ольен.

Поговаривали — ещё до того, как это стало небезопасным, — что его ненависть к сиа объяснялась банальным отказом. Сиа не знали любви по расчёту, их физиология не позволяла лечь в постель без влечения. Девушка с оранжевыми глазами, что приглянулась молодому честолюбивому биологу, решительно сказала «нет». Через тридцать лет ожесточившийся и мстительный Ольен принял закон, по которому «самки сиа» приравнивались к вещам. Теперь согласия вещи не спрашивали, её покупали и пользовали в своё удовольствие. Цена, конечно, была запредельной. Мне приходилось экономить на всём, чтобы полностью рассчитаться за Ай-Мью с сыном: до нужной суммы не хватало семи тысяч гильéнов. Когда я расплачу́сь, то заберу своих сиа из квартала, но к кому попадут остальные?

Высоченная шестиметровая стена виднелась издали, у железных ворот дежурили четверо солдат в военной чёрной форме. Я предъявила паспорт и разрешение на Ай-Мью. Пухлогубый парень, старший в карауле, внимательно изучил и то и другое и махнул рукой — мол, проходите. За воротами я облегчённо вздохнула: придирчивый охранник мог бы проверить списки, по которым Ай-Мью вчера не покидала квартала. В этом случае пришлось бы врать и изворачиваться. За четыре года в Амьере ложь стала неотъемлемой частью моей жизни, неизбежной, словно отвратительное на вкус лекарство.

Домá сиа напоминали хлипкие хижины — ещё один довод в пользу сторонников теории «человекоподобных животных». Сиа не умели строить из камня и с трудом обрабатывали дерево. «Мы забыли, как это, — разводила руками Ай-Ну́а, такой простой человеческий жест растерянности и беспомощности. — Наши… у вас нет такого слова… ушли далеко вперёд. Один материал. Ао́л. Надо — прочный камень, надо — прозрачное стекло, легко дать любую форму, любой цвет. Сейчас мы словно древние предки, словно грудные младенцы. Совсем, совсем ничего не можем».

В квартале царила странная тишина. Хижины казались необитаемы, окна были закрыты ставнями. Лишь у водоразборной колонки две женщины-сиа вёдрами наполняли бочку на колёсах. Одну из них я узнала издали: у Ай-Ней алое пламя волос перемешивалось с чёрными прядями. Сиа темнели в то время, когда люди седели. Завидев меня, она приложила ладонь к груди в традиционном жесте приветствия, я пожелала ей доброго солнца. Вторая сиа, зябко кутающаяся в кусок плотной ткани, подождала, пока мы поравняемся, и коснулась моей руки:

— Сестра.

Из-под обтрёпанного края полотнища глядели оранжевые с зелёными крапинками глаза на бледно-медном лице. В следующий миг Ле-У́ла обняла меня. Строго говоря, между нами не было родства, за исключением насилия над нашими матерями. Но этого хватало, чтобы Ле-Ула, как и другие сиа, звали меня сестрой.

— Сестра, этой ночью никуда не ходи, — ласково произнесла Ай-Ней. — И ничего не бойся.

Ай-Мью при этих словах недоуменно посмотрела на неё. Ай-Ней заговорила щелчками, которые я до сих пор не разбирала, Ле-Ула ей подсвистывала.