Книга Андэ. Огонь, свет, жизнь, страница 90 – Анюта Соколова

— Нет, — вместо него отзывается Шэрн. — Простите его, маста Лика. Оттого и исходит желчью, что Кэлнирайн мог позволить себе изуродовать сына, когда мы и дочери были бы безгранично рады. А ты, — суровый взгляд в сторону мужа, — помолчи, не провоцируй. О слишком важных вещах мы говорим, чтобы собачиться по-прежнему.

Она горько улыбается.

— Собачиться… В Деоне и собак не осталось, последняя в том году сдохла. У волков вроде пара кошек доживает, Серг над ними трясётся. Как ни бейся, срок жизни живых существ всё равно конечен. Так у нас кроме скотины одни пичужки в Сейде и останутся… Надо собрать Совет Домов.

Последняя жёсткая фраза — не предложение, а утверждение.

— Дети выдвинули идею, и идею дельную. Над ней всем миром стоит подумать, а не устраивать грызню из-за старых разногласий.

Дэйн недовольно морщится. Конечно, обидно, ребёнком назвали. Но если вспомнить, сколько лет Рейшу и Шэрн, то нужно поблагодарить, что нас не с грудными младенцами сравнили.

— После пророчества Совет уже собирался, — зло бросает Дэйн. — И заявил мне, что перемены Деону не нужны.

— Масте Дэйнирайн, послушайте, что я скажу, — вдруг очень серьёзно, без тени враждебности обращается к нему Рейш. — То, что вы добрых чувств ни к кому не испытываете и в драку лезете до того, как на вас нападут, объяснимо. Но коли вы, в сущности дитя, по любому поводу оскорбляете людей, старше вас на сотни лет, не ждите, что они начнут к вам относиться без предвзятости.

Глава второго Дома переводит дыхание.

— Власть в ваших руках, и сделать вам никто ничего не может, а душу помотать — с удовольствием. Все разумные предложения вы умудряетесь преподнести так, что хочется возразить вам назло.

— Кэлнирайну вы не возражали, — угрюмо замечает Дэйн. — И обзывать его в глаза не посмели бы.

— Трусость присуща нам всем. Кэлнирайн был чудовищно жесток, его боялись до икоты. Вы хотите вызывать такой же страх?

— Страх или ненависть — невелика разница. Я ничего хорошего от вас не жду.

— А зря, — Рейш бросает взгляд на меня. — Ваша андэ гораздо практичнее. Выстраивает взаимоотношения, исподволь склоняет всех в вашу пользу. Подозреваю, что именно благодаря ей я впервые вижу не озлобленного мальчишку, а правителя. Которого можно и выслушать, и поддержать.

— Дорогой, правильно ли я понимаю, что ваши разногласия с адэном Дэйнирайном временно улажены? — многозначительно интересуется Шэрн.

— Это зависит исключительно от адэна, — глава Второго Дома пристально глядит на Дэйна. — Коли он и дальше будет вести себя, как сейчас, можно и навсегда о раздорах забыть. Препираться, когда речь идёт о существовании Деона, — глупо. Но гордость и самолюбие не у него одного есть.

— Так не задевайте, — Дэйн начинает привычно кривить губы, затем делает над собой усилие и продолжает более спокойно: — Рейш, мне напомнить вам, что я услышал на коронации? Как вы меня встретили и какими эпитетами наградили? А ведь я к власти не рвался, о ней не то что не мечтал — не думал никогда. Моя была вина, что, по вашему же выражению, наследника «ни прибить ни отодвинуть»?

— Вы поймите, — глава Дома вздыхает. — Мы тоже люди. Калечный, невесть чему обученый, всю жизнь взаперти. И огромная безграничная власть. Испугались мы, Дэйнирайн. Вдруг бы вы мстить взялись? Или дурить? Мальчик же совсем, прости Анда. Никто из Райнов так рано корону не принимал.